Надежда Кархалёва - Альдана Четыре новых человека
— Вы… Вы зачем здесь? — хрупкая веснушчатая рыженькая девушка в зелёном, взяв на руки своего Шустрика, подошла к Саше.
— Случайность, — Верников не перестал побаиваться этих людей, но доля уверенности возникла. — Мы даже толком не поняли, как очутились в вашем мире. Со мной мои друзья.
— Пусть выходят. Мы ничего им не сделаем, клянусь Великими Ветрами.
И староста, Алина и Дашка оставили укрытие. Толпа, включая Шустрика, им поклонилась. Студенты растерянно и смущённо заулыбались. Наконец, все поднялись на ноги, и рыженькая сказала:
— Вас следует отвести к старейшине. Не волнуйтесь, он всего лишь с вами поговорит. Видите ли, есть кое-какой нюанс…
Девушка замялась. Студенты знали, окатить кого-то ледяной водой плохой вести не каждому под силу, а заявление о том, что родной дом при неудачном стечении обстоятельств им будет только сниться, для друзей станет просто реквиемом. Но этот груз с неё сняли:
— А теперь мы вас проводим! — толпа расступилась, дав дорогу блондинке, с которой не могла сравниться ни одна из присутствующих здесь девиц. У неё были густейшие, золотисто-жёлтые крупные локоны до колен, часть их кокетливо падала на лицо, они отливали на солнце так, что казалось — у девушки над головой нимб; пухлые губы, огромные, с пушистыми ресницами зелёные глаза, к их цвету удачно подходило изумрудное платье с развевающейся при ходьбе длинной юбкой, корсетом, подчёркивающим идеальную фигуру, и прозрачными рукавами, расклешёнными так сильно, что они напоминали крылья, и это добавляло ей сходства с ангелом. Но главное — красота её была не глянцевая, а живая. Обычно красотка для парней — это золотая медаль, сначала её завоёвывают, потом гордятся, но даже не ей, а самим фактом того, что она у тебя есть. Чтобы думать о красавице как о человеке с душой — нет, они редко удостаиваются этой чести, право на переживания и страдания им не оставляют, отводя таким девушкам роль украшения жизни. А с этой ангелоподобной блондинкой всё было не так: столько ласки, нежности, тепла и понимания плескалось в её глазах, что всё её внешнее совершенство казалось лишь приятным дополнением к доброму сердцу. Казалось, ты знаешь её давно, она — твоя лучшая подруга или сестра; та, которая всё-всё поймёт с полуслова и поможет уже тем, что обнимет и выслушает.
— Меня зовут Теона. Я покажу вам дорогу.
Девушка воздушной походкой поплыла наверх по дороге, студенты последовали за ней. Замкнули шествие хозяйка Шустрика и, собственно, Шустрик. Выяснилось, что зверёк умеет перемещаться по воздуху.
Они вошли в деревню — россыпь симпатичных, увитых плющом домиков из дерева, камня и кирпича, с просторными дворами, где были разбиты диковинные сады и клумбочки. В небе то тут, то там пролетали драконы в сбруе, нагруженные увесистыми, туго набитыми мешками. Наездники, в основном молодёжь, лихо управляли крылатыми созданиями, некоторые и вовсе носились наперегонки. Во дворах тоже не скучали: варили зелье в котлах на костре, стирали и развешивали сушиться выстиранную одежду и постельное бельё, работали в саду, учились драться на мечах и стрелять из лука, кормили и чистили домашних животных (пегасов и единорогов), переговаривались через забор с соседями, колдовали, размахивая посохами и волшебными палочками, отчитывали детей, спорили. Завидев необычную процессию, все бросали свои занятия и обращали на студентов осторожные, но с мелькающим интересом взгляды. Кое-где люди припадали к заборам, чтобы поближе рассмотреть странную четвёрку, и тогда получали по улыбке: обворожительно-лучезарной от Алины, вежливой от Саши, а также приветственной от Теоны; здороваясь в ответ.
Поднимались на самый высокий холм. Дашка постепенно приходила в себя, вдыхая тот особый утренний воздух, восхитительно свежий и вкусный, который начинаешь ощущать неожиданно для себя, и сразу же понимаешь, что он, как вода, выталкивает тебя наверх, в невесомость; единственной мыслью становится — мне легко, хорошо, свободно. Ни усталости, ни напряжения, лишь беспричинное счастье. А потом ты зачем-то бессмысленным усилием рвёшься на дно, мутное, илистое, повинуясь наиглупейшему человеческому инстинкту отрекаться от лучшего в пользу привычного. Дашка не намеревалась отказываться от утреннего блаженства, пока утро не расплющит полдень: вокруг же один лес, обнимающий бережно эту милую деревню, сейчас процессия спустится с холма, и он заслонит собой вид на кляксу города, площадь и замок. С весёлым звоном спадут оковы, Дашка не будет чувствовать ни рук, ни ног, от неё останется только бестелесная неуловимая душа, разлетающаяся миллионом бабочек.
На вершине все невольно притормозили, восхитившись начинающейся сразу за холмом, где сейчас стояла группа, местностью, столь живописной и гармоничной, что было страшно идти дальше; казалось, сердце от восторга замрёт и не сможет забиться снова. Там, внизу, лесные массивы, охраняющие поселение, смыкались, но между ними оставался довольно широкий коридор, в конце его была поляна в цветах, благоухание которых долетало сюда. За поляной — обрыв, напротив него — скалы и величественный водопад, от чьих брызг казалось, что над обрывом дремлет туман.
— Мы почти пришли, — Теона вытянулась на цыпочках, зажмурилась, подставив лицо дуновению ветерка, ласково трепавшего её солнечные локоны, глубоко вздохнула и опустилась. Было в этом что-то детское, наивное, как и во всех её жестах и движениях, в её чертах и облике. — У подножия холма дом старейшины, видите?
Да, все заметили в указанном направлении невысокую круглую серую башню, и вот уже компания студентов нерешительно топталась у её двери. Шустрик взвился под крышу и забарабанил увесистым кулачком в верхнее окно, оттуда высунулась рука и протянула зверёнышу связку ключей. Тот спикировал на землю и подал их своей хозяйке, она отперла замок.
Прямо от порога поднималась солидная винтовая лестница, покрытая ковровой дорожкой. Первой вошла Теона, за ней — Шустрик, Алина и Саша, следом ворвалась рыженькая, волоча за руку Дашку, спотыкающуюся о ступеньки. Внутри башня была на удивление светлой: на оббитых деревянными панелями стенах висели кашпо с растениями наподобие распушившихся в белые шарики одуванчиков, но каждый цветок горел, как электрическая лампочка; и застеклённые двери комнат пропускали букеты лучей на лестницу, которая привела гостей к люку в потолке.
Люк открылся, наверху пробасил голос человека, которого студенты сегодня уже видели, того, в латах и кольчуге, бородатого:
— Входите, — и гостям сбросили верёвочную лестницу.
В том же порядке, в каком попали в башню, визитёры забрались в люк. За ним была приятная комната: по всему её диаметру мягкие полукруглые красные диваны, стоявшие вплотную к стене, в середине — круглый стол, центр столешницы которого был вроде бы зеркальный, только отражал он явно не эту комнату; паркетный пол, окна без штор и портьер. Одно лишь но: свободного места в комнате уже не оставалось, люк находился под столом, выползать из-под коего было не совсем удобно.
