Виктор Келлехер - Брат из царства ночи
Чудовище приветствовало Реймона высоким криком и вывалило перед ним целую груду только что собранной еды. Оказывается, на существе была надета туника из очень грубого материала. На ней было множество карманов. Именно из них появились коричневые грибы, алые ягоды, пригоршня различных птичьих яиц, сочные молодые побеги и луковицы с прилипшими комочками влажной земли.
– Ешь… Ешь… – пригласил Реймона болотный житель, показывая жестами, что именно следует Реймону делать.
Реймон ничего не ел со вчерашнего утра. Уговаривать его было не нужно. И, хотя большая часть продуктов была ему, мягко говоря, незнакома, он с жадностью проглотил все подряд, удивляясь, насколько вкусным кажется этот необычный завтрак.
Пока Реймон ел, чудовище сидело рядышком, следя глазами за каждым его движением, изучая каждую черточку его лица. Один раз оно наклонилось к Реймону и погладило его золотые волосы, не обращая внимания на то, что мальчик весь съежился от отвращения.
– Солнце… Как солнце… – прошептало оно, указывая на мягкий желтый свет, льющийся сквозь зеленую листву. И затем засмеялось от удовольствия. Рокочущий звук начался глубоко в груди и разошелся по всему телу, отчего оно все заколыхалось.
Реймон заставил себя улыбнуться в ответ, После всего, что это создание сделало для него, он чувствовал себя обязанным потакать ему, обращаться с ним как с отсталым ребенком. Но, как он вынужден был признать несколько минут спустя, в поведении этого странного создания не было ничего отсталого.
Недалеко от того места, где они сидели, из-под крючковатых корней деревьев выбивался родник. Утолив голод, Реймон поднялся и пошел к ручью, чтобы напиться воды. Когда он нагнулся, костяной амулет, данный ему Пилар, выпал из туники и закачался из стороны в сторону.
С криком восторга создание подбежало к Реймону. До того как он успел уклониться, чудовище схватило амулет и ловко сняло его с шеи мальчика. Тщательно изучив вещицу, особенно крошечную застежку с одного конца, оно достало точно такой же амулет из кармана собственной туники. Затем быстрым точным движением существо сложило обе половинки вместе. С негромким щелчком замочек сработал, и вдруг из двух отдельных предметов волшебным образом получился один: длинный плоский узор, изображающий две змеиные головы, растущие на одном теле. Глаза змей были сделаны из драгоценных камешков, тело – в виде изящного орнамента из петель и узлов.
Следующим незаметным движением великан снова разделил амулет надвое и повесил половину Реймона обратно к нему на шею. Создание продолжало глядеть на амулет со странным выражением, возбужденно шевеля губами.
– Пилар… – радостно мурлыкал он. – Мама… – И вдруг чудовище потянулось к Реймону, явно намереваясь заключить его в объятия.
Реймон отполз в сторону, в ужасе мотая головой, но чудовище протянуло волосатую руку, осторожно взяло Реймона за талию и поставило рядом с собой.
– Пилар… – повторяло оно так же радостно, как прежде. – Мама… Мама… – Он указывал сначала на Реймона, потом на себя.
Реймон закрыл глаза, словно пытаясь отгородиться от правды, которая внезапно осенила их обоих. Но отрицать было бессмысленно. Чудовищное лицо болотного создания любовно прижалось к нему, и все было совершенно ясно.
– Брат из царства Ночи, – заключил Реймон сквозь стиснутые зубы.
Глава седьмая
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Они прятались уже несколько дней и наконец отважились подойти к краю болота. Лал указывал дорогу, пробираясь между деревьями почти беззвучно, несмотря на огромную неуклюжую фигуру. Его огромные ноги легко переступали через сучья и упавшие ветки. Реймон, несмотря на все старания, двигался неуклюже. Лал дважды предостерегал его. Когда же Реймон в очередной раз наступил на ветку и раздался громкий хруст, великан поднял его на руки и понес.
– Отпусти! – сердито закричал Реймон. Он барахтался в мощных объятиях Лала, пытаясь вырваться. – Отпусти меня сейчас же!
Крик его прервался, когда Лал мягко, но решительно прижал его лицом к своей грубой тунике.
– Слышишь? – прошептал он.
Давление на шею ослабилось, и Реймон получил возможность выглянуть наружу сквозь каскад виноградных лоз и листьев. Примерно в десяти шагах от них, в лучах солнечного света стояли двое жрецов из свиты Солмака. Они были вооружены теми же посохами, что и раньше, только теперь металлические наконечники были заменены остриями. Оба держали копья наготове. Видно было, что они напуганы.
– Это, наверное, тот мальчишка, – произнес один из них дрожащим голосом.
– Там живет ночной дух, о котором рассказывали люди из селения!
Подтверждая их слова, Лал издал глубокий рев, правда, не столь громкий, как раньше. Но и его было вполне достаточно, чтобы обратить стражников в бегство. Натыкаясь друг на друга, они перебежали поросший высокой травой луг и выскочили в открытое поле.
Убегая, стражники бросили одно из своих копий. Реймон схватил копье и бросился было следом за стражниками, но Лал неодобрительно покачал головой и повернул прочь, призывая Реймона следовать за ним в глубь болота.
В первые дни их пытались искать. Время от времени слышались голоса стражников, окликающих друг друга. Иногда над болотом раздавались повелительные голоса Солмака и Пендара. Но после того утра уже никто не приближался к болоту.
Все это время, когда им приходилось прятаться и скрываться, Реймон видел Лала намного реже, чем ожидал. Большую часть дня гигант спал, ночью же бродил по болоту. Единственные часы, которые Реймон и Лал проводили вместе, были рассвет и закат, время встречи дня и ночи. Тогда Лал сидел рядом с Реймоном на берегу пруда, водяная змея, как всегда, обвивала его руку.
– Брат…. – шепелявил он и застенчиво смеялся, показывая на себя.
Это слово заставляло Реймона внутренне сжиматься, Лалу же, видимо, оно доставляло большое удовольствие. Он повторял это «брат» по нескольку раз за время их коротких свиданий. Кроме этого, он говорил очень немного, предпочитая просто сидеть и с искренним любопытством разглядывать Реймона.
Реймон по возможности пробовал избегать этого взгляда. Угрюмый и замкнутый, угнетенный мыслями о Дорфе, он часто испытывал чувство ненависти к огромному существу. Через некоторое время Реймон понял молчание Лала. За ужасной внешностью великана угадывалась глубокая печаль.
Тогда он вспоминал, что Лал тоже горюет по Пилар, любящей матери, которая навещала его каждый день, скрывая от всех его существование. Когда она умерла, тоска привела Лала в деревню, где он завыл на виду у всех жителей. Он уже перестал выражать свои чувства жалобными стонами, но было видно, что он все еще скорбит. И вновь Реймон чувствовал себя виноватым в том, что он недостаточно любил свою мать, которую едва знал. С горечью отворачивался он, ожидая времени прогулки.
