Алексей Корепанов - Уснувший принц
«Ну, дядя, только вернись — я с тобой поговорю! — сжав кулаки, яростно подумал Аленор. — Эх, отец! Ну почему ты ушел?..»
Он опустился на скамью, привалившись затылком к круглому гладкому столбу ограждения, и бесцельно принялся разглядывать небо. Утро не принесло успокоения, утро пролилось в душу новой тревогой…
Белые птицы по-прежнему безмятежно парили в небе, купались в воздушных струях, то сбиваясь в небольшое облако, то разлетаясь в стороны — и вдруг неистово замахали крыльями и, снижаясь, помчались к лесу, словно невидимый ураган сдул их с небесной голубизны. Через некоторое время выяснилась причина их поспешного бегства: в небе над замком появился черный орел. Распахнув огромные крылья, он сделал круг в воздухе и неторопливо полетел в сторону холмов, навстречу солнцу, высматривая добычу.
Черные орлы очень редко залетали в эти края, они обитали в глубине острова, в горах, которые, постепенно понижаясь, тянулись почти до самого побережья. Аленору не часто доводилось их видеть. В первый раз — с отцом. «Смотри, сынок, — это черный орел. Сейчас у нас год Черного Орла — третий год Птичьего Цикла». Да, тогда ему было шесть лет… Где они с отцом видели эту могучую птицу? Неподалеку от Имма? Он сидел на отцовском коне, впереди отца, уцепившись руками за конскую гриву. А потом они встретили…
Словно молния пронеслась в голове Аленора, вспыхнув в темноте и осветив все окружающее. Возникшая внезапно картина была отчетливой, будто произошло это только вчера, а не двенадцать лет назад.
Юноша вскочил со скамьи и завороженно уставился на черного орла. Он, наконец, понял, о чем вещал таинственный голос в ночи.
ЗА ЧЕРНОЙ КНИГОЙ
Один за другим, как бусинки с нитки, соскользнули в прошлое дни поминального месяца. Они казались Аленору бесконечно долгими, потому что ему не терпелось действовать — но поминальный месяц есть поминальный месяц. Уважай ушедших — ведь и ты когда-нибудь тоже уйдешь…
Наступил последний вечер. Юноша, облокотившись на каменный парапет, стоял в открытом переходе, ведущем в южную башню, и смотрел на заходящее солнце. Отсюда, с высоты, были хорошо видны окружающие замок поля, на которых и в этот вечерний час возились глонны, лес и подернутая легким туманом долина. Аленор провожал взглядом воспаленное красное светило, уступающее пространство небес бледным спросонок звездам, и думал о том, что когда-то, много-много лет назад, в одной из прежних жизней, он так же стоял у такого же парапета и все вокруг было очень похожим на этот вечерний пейзаж. И кто знает, в каких предыдущих существованиях — а сколько их было? — доводилось его иным телам стоять в переходе почти такого же замка? Или вовсе не замки, а что-то другое высилось там, в иных временах и пространствах?
Внезапно ему пришла в голову какая-то совершенно невероятная мысль, от которой по спине пробежал холодок, словно солнце, погружаясь за горизонт, забрало с собой тепло одного из прощальных вечеров уходящего лета.
«С чего ты взял, что уже был когда-то и вновь появишься из Загробья? — спросил он себя. — И кто может присягнуть, что число новых рождений будет бесконечно? Так говорили учителя. Так говорят книги. Но откуда это известно учителям? И на чем основана уверенность тех, кто написал книги? А что если мне, альду Аленору, сыну альда Ламерада, в действительности дан только этот короткий промежуток, только это тесное пространство между двумя стенами: Приходом и Уходом?.. И всем другим живущим тоже дано не более того, а слова учителей и тексты книг — всего лишь успокоительная выдумка, обнадеживающая ложь, за которую ухватились когда-то, чтобы не сойти с ума от отчаяния. Что если нет там, дальше, никаких воплотившихся снов и уходящие не просто уходят, а исчезают — навсегда?..»
Да, временами лезла ему в голову всякая несуразица, и он побаивался своих необузданных мыслей, но ничего не мог с собой поделать. В таких случаях — он знал — нужно немедленно начать думать о чем-нибудь другом, самом обычном, будничном. Например, об очередном послании, доставленном недавно птицей-вестником от альда Карраганта. Альдетта Мальдиана за обедом зачитала послание вслух. Тон письма был весьма бодрым, альд Каррагант передавал приветы всем поименно и сообщал, что уже собрался в дорогу и намерен, меняя лошадей, добраться до острова Мери еще до конца поминального месяца.
Поминальный месяц кончался уже через несколько часов, в полночь, но пока не пылила дорога под копытами коня спешащего домой альда Карраганта.
Аленору вспомнилась вдруг одна история о письмах, история не из книг, а из жизни. Из жизни приятеля отроческих лет и нынешнего партнера по турнирам альда Тиннарта. Эту историю когда-то рассказал Аленору потрясенный альд Каррагант, рассказал, потому что его буквально распирало от неожиданно открывшейся истины и потому что он знал: его пасынок умеет держать язык за зубами и никогда ничего не скажет Тиннарту.
Случилось так, что отец Тиннарта, альд Иллинтон, собрался вдруг в далекое путешествие. Это казалось странным, потому что альд Иллинтон не мог похвастаться отменным здоровьем. Аленор не раз видел его и всегда поражался какой-то неестественной желтизне лица и изможденному виду альда. Иллинтон уверил домашних в том, что ему пойдет на пользу длительное путешествие, и, распрощавшись с женой и сыном, покинул остров Мери.
Шло время, альд не возвращался, но не забывал регулярно посылать домой птиц-вестников — Тиннарт не раз говорил приятелям, что получил очередную весточку от отца. Так проходили недели и месяцы. Судя по письмам, альд Иллинтон забирался все дальше вглубь континента и пока не помышлял о том, чтобы вернуться в родные стены.
Уже почти три года отсутствовал альд Иллинтон, когда отчим Аленора отправился через пролив по каким-то своим делам и встретил старого соперника по турнирам варлийца Геста-Витта. Варлиец пригласил его погостить в свои далекие лесные владения и там альд Каррагант случайно увидел письма, множество писем, подписанных странствующим Иллинтоном и адресованных жене и сыну Тиннарту. И в тот же день Гест-Витт показал ему могилу рано ушедшего друга, альда Иллинтона…
Альд Иллинтон был неизлечимо болен и знал, что скоро ему придется уйти. Именно поэтому он покинул остров Мери, перебрался на континент и там, в лесном доме Геста-Витта, написал десятки посланий якобы из разных земель, написал наперед и попросил друга время от времени направлять в полет птицу-вестника…. Гест-Витт добросовестно выполнял последнюю волю ушедшего
— и на острове Мери продолжали получать вести от того, чья душа давным-давно скиталась по Загробью. У Геста-Витта оставалось еще много писем…
