Олег Авраменко - Адепт Источника
Наконец Пенелопа закрыла дверь и вернулась в холл.
— Пушистики страшно боятся грозы, — объяснила она, вытирая сухим полотенцем лицо и руки. Ее волосы блестели от влаги, на щеках играл яркий румянец, красивая грудь вздымалась в такт учащенному дыханию. Она была просто восхитительна!
— Ты называешь их пушистиками? — спросил я, потому как нужно было что-то сказать.
— Умгу… — Пенелопа отложила полотенце, села в свое кресло и погладила по золотой шерстке одну из зверушек, которая тут же забралась к ней на колени. — Очень милые и забавные создания. Товарищи моих детских игр.
— Диана называла их просто зверушками, — заметил я.
— Знаю. Пушистиками их прозвала тетя Юнона.
— Ты часто видишься с ней?
— Довольно часто. Твоя мать одна из немногих, кто не чурается меня. Последний раз она была здесь в конце сиесты… — Пенелопа сделала паузу и взглянула на настенные часы, циферблат которых был разделен на шестнадцать равных частей. — Даже не верится! С тех пор прошло лишь полтора периода, а мне кажется — несколько циклов. Меня так взволновало известие о твоем появлении, что я даже утратила чувство времени.
— Ты ждала меня?
— О да! Я была уверена, что ты придешь сюда. Ты не мог не прийти.
Я посмотрел ей в глаза и понял, что она действительно ждала меня. Ждала, позабыв обо всем на свете. Ждала с нетерпением, с верой, с надеждой. А может, и с любовью…
— Я не мог не прийти, — утвердительно произнес я. — Первым делом я пришел сюда, хоть и не знал, что здесь живешь ты.
— Ты еще не виделся ни с кем из родственников? Даже с матерью?
— Нет, — ответил я, нахмурившись. — Я лишь разговаривал с ней по зеркалу. Только один раз, да и то не до конца. Я не имею ни малейшего представления, где она сейчас, что с ней, как она поживает.
— Юнона теперь королева Марса, — сказала Пенелопа. — Три года назад она вышла замуж за короля Валерия Ареса, который ради нее развелся с прежней женой.
Я тяжело вздохнул. Мысль о том, что моя мать делит постель с другим мужчиной, не с отцом, была неприятна мне, вызывала во всем моем существе решительный протест. Я был еще очень молод, чтобы смириться с тем, что каждый Властелин в течение своей долгой жизни вступает в брак по нескольку раз; это казалось мне диким, противоестественным. Как и любой сын, я воспринимал мать в качестве своей собственности, ревнуя ее даже к отцу и братьям — а что уж говорить о совершенно постороннем, чужом мне человеке. Может быть, это звучит слишком по-фрейдовски, то есть классически, но классика потому и бессмертна, что никогда не теряет своей актуальности. Истина остается истиной, даже если она стара, как мир.
— Представляю, каково тебе, — участливо произнесла Пенелопа. — Твой брат Брендон тоже очень болезненно воспринял замужество Юноны.
А интересно, подумал я, чтобы отвлечься от горьких мыслей, Пенелопа будет страдать, когда узнает о Дейрдре? Нет, вряд ли. Во всяком случае, не так сильно, как я; а скорее всего, ей будет просто обидно, не более того. Ведь по сути дела мы с Дианой не были ее настоящими родителями. Мы не растили ее, не воспитывали, а что касается меня, то я вообще ничего не сделал для нее, за исключением разве что того, что дал ей жизнь. По большому счету, мы с чужие друг другу…
Впрочем, последнее утверждение было далеко не бесспорным. Рассудок говорил мне одно, чувства подсказывали совсем другое. Мой ум трезво взвешивал все обстоятельства и делал соответствующие выводы, но сердце мое отвергало цинизм здравого смысла. Девушка, которая сидела передо мной, была моей плотью и кровью, плодом нашей с Дианой любви. Мы любили друг друга пылко и самозабвенно, и наша дочь выросла такой же прекрасной, как и любовь, что породила ее.
Я поймал себя на том, что слишком уж нежно смотрю на Пенелопу, повергая ее в смущение, и поспешно отвел взгляд. Молчание затягивалось, накаляя атмосферу. В воздухе витало напряжение, грозящее разрушить ту еще шаткую, хрупкую непринужденность, что едва лишь начала появляться в наших отношениях. Было видно, что Пенелопа растерялась и начала нервничать, так что спасать положение должен был я. Вспомнив, что она говорила о Брендоне, я ухватился за эту соломинку и торопливо спросил:
— Ты не в курсе, как там близняшки?
— С ними все в порядке, — ответила Пенелопа с облегчением. — Сейчас они живут в одном из миров Теллуса, и мы часто видимся.
— Вы дружны?
— Брендон и Бренда мои лучшие друзья. В некотором смысле они тоже отверженные — как и я. Вернее сказать, они пришлись не ко двору в Царстве Света.
— Да ну! — удивился я. — Почему же?
Взгляд Пенелопы заметался по комнате, избегая встречи со мной.
— Видишь ли, всякие сплетни…
Сердце мое упало. Я был очень привязан к близняшкам. В детстве они были такими милыми малышами… но слишком уж нежными друг с дружкой. Слишком…
— О Митра! Неужели?..
— Нет-нет, — поспешила заверить меня Пенелопа. — Все это глупости, поверь мне. Уж я-то знаю наверняка. В их отношениях нет ничего предосудительного, просто они неразлучная пара, дня не могут прожить друг без друга, вот злые языки, которых в Солнечном Граде развелось предостаточно, и треплют про них всякую чушь. Если хочешь знать… — Тут Пенелопа запнулась и покраснела. — В общем, не так давно Брендон просил меня стать его женой.
Не ад, так пекло, удрученно подумал я, час от часу не легче. И с замиранием сердца спросил:
— Ну и что ты ответила?
— Я ему отказала. Брендон, конечно, хороший парень, и он мне нравится, но это уже было бы чересчур: я — дочь тетки и племянника, он мой дядя и двоюродный брат… Словом, по мне и так много кровосмешения.
— Это была единственная причина твоего отказа?
— Пожалуй, что да. Ну, и еще я молода для замужества. Однако не стану отрицать: не будь он моим близким родственником, я бы приняла его предложение. — Пенелопа немного помедлила, колеблясь, потом добавила: — Но это еще не значит, что мы без ума друг от друга. Просто у нас много общего.
Послышался отдаленный раскат грома.
— Понятно, — сказал я. Странно, но я начинал ревновать свою дочь к родному брату. — Так, стало быть, Брендон и Бренда покинули Солнечный Град из-за этих нелепых домыслов насчет их отношений?
— Не совсем так. Кроме всего прочего, Брендон не поладил с Амадисом.
— Что между ними произошло?
— Это длинная история, — уклончиво ответила Пенелопа. — В ней до сих пор осталось много неясного… для меня. Лучше расспроси об этом кого-нибудь другого, ладно? Не обижайся, просто я не люблю сплетничать.
— Хорошо, — уступил я. — Кстати, как там Амадис?
