Роджер Желязны - Рука Оберона
— Слишком сложное хитросплетение догадок, — сказал я.
— Похоже, враг знает о вас слишком много.
— Верно, но и у них завелась пара предателей, чтобы начитать курс лекций.
— Могли ли они передать неприятелю все, что, как ты говоришь, знала Дара?
— Хороший вопрос, — сказал я, — но сказать трудно.
Кроме ситуации с Текис, которая немедленно пришла мне на ум. Но в тот же миг я решил придержать ее для себя, скорее для того, чтобы выяснить, к чему клонит Ганелон, и не отходить от темы. Итак:
— Мартин вряд ли был в состоянии рассказать о Янтаре что-нибудь значимое, — сказал я.
Несколько мгновений Ганелон молчал. Затем:
— Был ли у тебя случай проверить идею, что я высказал в ту ночь у твоей гробницы? — спросил он.
— Что за идея?
— Нельзя ли подсадить «жучка» на Козыри, — сказал Ганелон. — К тому же известно, что у Мартина была колода…
Теперь была моя очередь молчать, пока небольшой прайд мгновений гуськом слева направо пересекал мою дорогу, высунув языки в мою сторону.
— Нет, — сказал я. — Не было случая проверить.
Мы проехали довольно много, прежде чем он сказал:
— Корвин, в тот вечер, когда вы вернули домой Брэнда…
— Да?
— Ты говоришь, что просчитал всех, пытаясь выяснить, кто тебя пырнул, и что каждый из них с трудом укладывается во время, нужное, чтобы провернуть трюк.
— Ох, — сказал я, — и еще раз ох.
Ганелон кивнул.
— Теперь у тебя есть еще один родственник для размышлений. Ему может недоставать семейного изящества лишь потому, что он молод и нетренирован.
Оставив зарубку в памяти, я сделал ручкой молчаливому параду мгновений, что тянулись между Янтарем и тем временем.
IV
Когда я постучал, она спросила, кто там, и я ответил.
— Минуточку.
Я услышал ее шаги, а затем дверь приоткрылась. Виалль была лишь немногим выше пяти футов и впечатляюще стройна. Брюнетка с красивыми чертами и с очень тихим голосом. Одежда в красных тонах. Незрячие глаза смотрели сквозь меня, напоминая мне о моей прошлой тьме, о боли.
— Рэндом, — сказал я, — просил передать, что он чуть задержится, но беспокоиться не о чем.
— Пожалуйста, входи, — сказала Виалль, делая шаг в сторону и распахивая дверь настежь.
Я вошел. Не хотел, но вошел. Я не намеревался выполнять просьбу Рэндома буквально — вот так сообщать ей, что случилось, и куда он отправился. Я собирался просто сказать то, что уже сказал, и ничего более. И пока мы не расстались с Рэндомом, я не осознал до конца его просьбу: он просто попросил меня пойти и сказать его жене — с которой я за всю жизнь не перемолвился больше чем полудюжиной слов, — что он отправился искать своего незаконнорожденного сына — мальчика, чья мать, Морганат, покончила жизнь самоубийством, за что Рэндом был наказан принудительной женитьбой на Виалль. Факт, что каким-то образом женитьба оказала благотворное воздействие, просто приводил меня в изумление. У меня не было никакого желания сбрасывать сюда груз ужасных новостей, и как только я вошел в комнату, то стал выдумывать что-нибудь альтернативное.
Я миновал бюст Рэндома, выставленный на высокой полке слева от меня. Я действительно прошел мимо, а лишь потом отметил, что моделью, и вправду, был мой брат. И тут я увидел ее рабочий стол.
Обернувшись, я внимательно осмотрел бюст.
— Я не сообразил, что лепила ты, — сказал я.
— Да.
Окинув взглядом апартаменты, я быстро приметил другие образчики ее работы.
— А ничего, — сказал я.
— Спасибо. Не присядешь?
Я погрузился в большое кресло с высокими ручками, что оказалось куда удобнее, чем на первый взгляд. Виалль уселась на низкий диван справа от меня, подобрав ноги под себя.
— Могу я предложить тебе что-нибудь поесть или выпить?
— Нет, спасибо. У меня мало времени. В общем, так: Рэндом, Ганелон и я слегка сбились с дороги на пути домой, а затем, чуть задержавшись, встретились с Бенедиктом. В результате Рэндому с Бенедиктом пришлось отправиться в еще одно небольшое путешествие.
— Как долго его не будет?
— Вероятно, всю ночь. Может быть, чуть дольше. Если дело затянется, он свяжется по чьему-нибудь Козырю, и мы дадим тебе знать.
В боку у меня запульсировало, и я, положив на него ладонь, принялся слегка массировать.
— Рэндом много чего рассказал о тебе, — сказала Виалль.
Я хмыкнул.
— Ты уверен, что тебе не хочется что-нибудь съесть? Мне это совсем нетрудно.
— Он рассказывал, что я всегда голоден?
Виалль рассмеялась.
— Нет. Но если у вас было так много похождений, то, полагаю, у вас не было времени на ленч.
— В этом ты права лишь наполовину. Да ладно. Если у тебя есть под рукой кусочек хлеба, то было бы совсем недурно его сжевать.
— Хорошо. Подожди минуточку.
Она поднялась и удалилась в соседнюю комнату. Я воспользовался моментом и взялся сладострастно скрести вокруг раны, где вспыхнул внезапный зуд, способный свести в могилу. Я воспользовался гостеприимством Виалль отчасти по причине ноющей раны, а отчасти от голода. Лишь потом меня осенило, что Виалль не могла увидеть моих атак на драный бок. Ее точные движения, уверенная манера держаться ослабили мое осознание ее слепоты. Хорошо. Я даже порадовался, что Виалль способна переносить увечье так лихо.
Я услышал, как она мурлычет мелодию: «Баллада о Бороздящих Волны» — песня великого Янтарного торгового флота. Янтарь не располагал богатой промышленностью, да и сельское хозяйство никогда не было его сильной стороной. Но наши корабли бороздили тени, курсируя между чем-то и где-то, совершая торговые сделки. Чуть ли не каждый житель Янтаря мужского пола — знатный или незнатный — сколько-то лет жизни уделял флоту. Обладатели нужной крови давным-давно проложили торговые пути, чтобы по ним могли следовать другие корабли: моря двух дюжин миров помнил каждый капитан Янтаря. В незапамятные времена и я принимал участие в покорении вод, и хотя оно никогда не было столь же фундаментальным, как у Джерарда или Кэйна, меня всегда трогали силы глубин и дух тех людей, что пересекали моря.
Чуть погодя вошла Виалль с подносом, отягощенным хлебом, мясом, сыром, фруктами и флягой вина. Она поставила его на стол.
— Ты хочешь накормить целый полк? — спросил я.
— Лучшее из того, что осталось.
— Спасибо. Присоединишься?
— Пожалуй, немножко фруктов, — сказала она.
Ее пальцы поискали секунду, нашли яблоко. Виалль вернулась на диван.
— Рэндом говорит, что эту песню написал ты, — сказала она.
