Андрей Стригин - Последний блюз ночных
— Сильно, — сквозь зубы цедит девочка.
— Тебе к врачу надо.
— Наверное, — соглашается она. Внезапно понимаю, она терпит нешуточную боль, вероятно, ей сломали рёбра.
— Встать сможешь?
Она неуверенно кивает, приподнимается, лицо сереет от боли, но она даже не пикнула, лишь губу прокусила до крови.
— Встанет она, — вздыхаю я, подхватываю на руки. На этот раз она вскрикивает от боли.
— Терпи, малыш, — ласково говорю ей, — сейчас скорую вызовем. Тебя как звать, боец?
— Катя, — прошептала она.
Ну вот, и имя у неё дурацкое, мельком думаю я.
— Гражданин, положите девушку на землю! — слышу властный голос.
Оборачиваюсь, на меня смотрят два милиционера, рядом с ними мельтешит Вика:- Это Кирилл, он эту девочку спасал, — пищит она.
— Разберёмся. Тебе русским языком говорят, положи её на землю, — требует страж порядка.
— У неё рёбра сломаны, необходимо скорую вызвать.
— Разберёмся. Тебе говорят, положи её на землю!
— Ей больно будет.
— Ты, что, дебил? Не понимаешь?! — один из постовых расстегивает кобуру.
— Не спорь, — закатывая глаза от боли, — шепчет Катя.
— Уж нет! — взъярился я.
— Это Кирилл, он с хулиганами дрался, — пытается мне помочь Вика.
— Слушай, детка, шла бы ты… — глянул на неё мутным взглядом сержант.
К моему немалому удивлению, Вика, шмыгнув носом, спешит уйти.
Катя вывернулась из моих рук и, сползает на землю, присаживается на корточки, глаза закрыты от боли.
— Документики! — требует сержант.
— Нет у меня их, — взмахнул перед их носом разорванным паспортом.
У меня его быстро вырывают из рук.
— Это не мой! — пытаюсь доказать им.
— Так, — рассматривает его один из сержантов, — Не твой, говоришь? Как тебя та девица назвала? Кириллом! Правильно?
— Ну да, — не понимая в чём тут подвох, — соглашаюсь я.
— Читаем, выдан… так, ага… на имя Панкратьева Кирилла Гавриловича. Что, скажешь? — ухмыляются постовые.
— Верно, меня звать Кириллом… но фамилия моя, Стрельников, отчество, Сергеевич.
— А что у тебя в карманах? — бесцеремонно шарят по телу, выдёргивают пачку денег, — оп па, денег сколько! Триста двадцать рублей. Откуда?
Катерина открывает глаза, в них мелькает недоумение, затем, брезгливо кривится, глядя на меня:- Это я ему дала, — словно выплёвывает она и мне становится не по себе, понимаю, она решила, что я прикарманил её деньги.
— А у тебя, откуда, столько? — заинтересованно спрашивает один из сержантов.
— Нашла.
— Очень интересно.
— Не слушайте её, это мои деньги, — заявляю я. Катя с недоумением смотрит на меня.
— Тоже нашёл? — заржал как мерин сержант.
Я понял, влип:- Послушайте, вы меня с кем-то путаете. Этот паспорт не мой, я студент… — меня жестоко бьют под дых, затем волокут в милицейский участок. Там некоторое время там пинают ногами, а когда все устали, швыряют к стульям. Рядом присаживается офицер в чине капитан милиции:- Кирилл Гаврилович, может, хватит в незнанку уходить?
Молчу, на глаза опускается чёрная муть, умеют бить, паразиты, все почки отбили, сволочи, я едва не теряю сознание от боли.
Внезапно открывается дверь, на пороге военный патруль. Капитан отлипает от меня:- Чем обязаны? — поднимается им на встречу.
— Помощь нужна, — с брезгливым видом осматривается капитан-лейтенант.
— Всегда рады. Выкладывайте, что у вас?
— Вот, возьмите список. Здесь все кто скрывается от призыва.
Капитан берёт в руки, читает, лицо озаряет счастливая улыбка:- Панкратьев Кирилл Гаврилович. Вам повезло, забирайте, — кивает в мою сторону.
— Действительно повезло, — с любопытством склоняется капитан-лейтенант, — это и есть Панкратьев?
— Стопроцентный!
— Давно его ищем. Ну что дружок, приплыли, — ухмыляется капитан-лейтенант, — бойцы, берём его под руки и смотрите, чтоб дёру не дал, — приказывает он патрульным.
А вот теперь, по-настоящему приплыли, с горечью усмехаюсь я. Доказывать, что я не Панкратьев, не стал, уж очень сильно почки болят.
Вот так я попал в армию под чужой фамилией. И не помогло мне долгое доказывание военкому, что я сам почти, офицер, и служить пойду с удовольствием, но под своей фамилией. Посмеялись, покрутили у виска, дали уведомление некой семье Панкратьевых, что их сын призван на действительную военную службу. Естественно, от них, тишина. Представляю, как они удивились и обрадовались. Можно сказать, настоящий подарок судьбы, но… не для меня.
Под конвоем доставляют в Симферополь для заключительного медосмотра, это чисто для проформы, о моей судьбе уже определились. Ещё раз прошёлся по медицинским кабинетам, полчаса стоял с раздвинутыми ягодицами, пока симпатичные медсёстры бегали за пирожками, затем веду беседу с полковником медицинской службу.
— С виду ты неплохой парень, зачем от призыва скрывался?
— Даже и не думал, недоразумение получилось.
— Бывает. Женится, наверное, хотел?
— Упаси боже, молодой ещё!
— Тогда зачем бегал?
— Я помимо бега, ещё и каратэ занимаюсь, — съехидничал я.
— В том-то и загвоздка. Парень спортивный, не глупый, с мозгами всё в порядке, такие наоборот хотят служить. Часто просятся в ВДВ, на границу. А вот куда тебя пристроить? — грузный полковник внимательно смотрит мне в глаза. Выдерживаю его взгляд. Хочется рассказать ему, что я не тот за кого меня воспринимают, но уверен, мне не поверят, как не верили и в прошлые разы. Будет возможность, напишу, матери письмо, успокою её. Наверное, она считает, что со мной, что-то произошло страшное. Может, у неё получится доказать, что я не он.
— Хочу служить в Афганистане, — не рисуясь, говорю я. Знаю, там идёт война, но лишь, выполняя интернациональный долг, могу стать настоящим мужчиной. В это момент больше думаю о военной романтике, то, что меня могут убить или покалечить, мозг не воспринимает.
Полковник снимает очки, трёт салфеткой, мычит, что-то непонятное. Затем одевает, вновь смотрит на меня, но уже другим взглядом.
— В Афганистан отправить тебя никак не могу, вдруг в спину командиру выстрелишь.
Я вспыхиваю как штормовая спичка.
Полковник нечто зрит в моих глазах, взгляд смягчается:- В любом случае, исходя из определенных правил, не имею права. В принципе… вашего брата однозначно направляют в стройбат, но для тебя сделаю исключение, — он берёт толстый том некой книги, листает, внимательно глядя на исписанные страницы из-под толстых стёкол очков, — в ВДВ тоже нельзя… в авиацию пойдёшь?
В моём мозгу моментально пронеслись стремительные реактивные самолёты, мужественные лётчики, выбирающиеся из кабины, даже дух захватило от таких картин.