Олаф Бьорн Локнит - Тигры Хайбории
– Ссориться с диким киммерийцем и полоумным стигийским колдуном? – вздохнул Эртель. – Нет, спасибо. Я лучше к дядюшке вернусь. Ладно, обещаю. За себя и за Веллана. Бритуниец, ты слышишь?
– Слышу, – угрюмо ответил оборотень. – Можно последнее слово? Конан, может, я и не прав, но не следует так быстро променивать верных друзей, с которыми вместе проливал кровь, дрался и воевал, на какого-то щенка, с которым знаком меньше суток. Все, заткнулся. Больше ни слова.
– Вообще? – округлил глаза варвар. – Не верю! Эй, Ранн, тебе помочь?
Приемыш волок два тяжеленных глиняных кувшина, запечатанных деревянными круглыми пробками и еще сжимал в зубах слипшийся кусок сладостей – лесные орехи, вываренные в сладкой воде и обмазанные медом.
Тотлант завел какую-то беседу с Эмертом Боссонцем – последний недаром происходил из полуночной аквилонской провинции и мог претендовать на благородное дворянское происхождение вместе с неплохим образованием: Эмерт рассказывал, будто полтора года даже обучался в тарантийском Университете. Веллан с Эртелем трепались о том, о сем, припоминая недобрыми словцами Бешеного вожака, дядюшку Эрхарда и бывшего короля Хьярелла, Конан же пытался наладить отношения с Ранном. Расспрашивал о прошлом. Осторожно так, чтобы не дать понять мальчишке о собственном неведении. Варвар понял, что начинает постепенно сходить с ума: Ранн по-прежнему утверждал, что ездил несколько лет с отцом, упоминал виденные города, страны, людей, о которых мог знать только сам Конан. Или?.. Или Конан мог кому-то это рассказывать? Тьфу! Киммериец подумал, что начинает заболевать опасной душевой болезнью, когда видишь врага во всяком встречном и подозреваешь всех в заговоре.
Опыту Конана в общении с людьми мог позавидовать любой. Киммериец с его истинно варварскими интересом и настойчивостью, а заодно и с непринужденным киммерийским обаянием мог завоевать уважение и туранского императора Илдиза, и распоследнего шадизарского воришки. Конан умел не выделяться в любом обществе – с годами он научился и куртуазии королевских дворов и жаргону грязных притонов. А самое главное, без всяких мудрых наук Тотланта умел разбираться в людях, видел их насквозь благодаря незаменимой практике общения.
Так вот, киммериец подсознательно почувствовал, что Ранн, или если ласково, Рани, относится к нему искренне. С непосредственностью, достойной восхищения. Подделка, ложные чувства всегда можно распознать, уличить на чем-нибудь. Поймать на слове, взгляде или движении. Ранн был влюблен в Конана, как любимый сын в любимого отца. Правильно сказал Тотлант – мальчишка варвара боготворил. Ранн знал, что Конану нравится, а что нет. Знал, что красное вино предпочтительнее белому, а сухое – сладкому. Понимал, что любой обман, даже самый мелкий, вызовет недоверие. Видел, что одинокий бродяга с течением долгих лет хочет наконец-то обрести свой дом (пусть это будет даже королевский дворец где-нибудь в Зингаре, Офире или блистательной Аквилонии) и родных людей. И Ранн делал все для того, чтобы Конан почувствовал – беловолосый, с круглой стрижкой, проведенной грубыми ножницами, маленький человек – для варвара родной.
Невероятно! Просто невероятно! Киммериец отказывался верить и в то же время верил. Верил, не понимая, как можно проникнуться отцовскими чувствами всего за один день. Колдовство? Быть не может! Тотлант распознал бы! Значит, наружу лезут затаенные, подавленные и старательно позабытые чувства. Почему-то начали вспоминаться синие горы Киммерии, кузня отца, теплые ладони матери и запах козлиного молока. Ничего подобного Конан не ощущал с детства и ранней юности.
Что же такое со мной происходит? Старею? Становлюсь, как это называет умный Тотлант, сентиментальным? Или все-таки время пришло? Сколько же можно бродяжничать, зная, что тебя никто нигде не ждет и нет стен дома, который был бы рад твоему возвращению?
«Расчувствовался, – отругал себя Конан. – И ведь сам прекрасно знаешь, что пускать слюни – только себе во вред. Ну да, мальчишка выглядит вполне своим, не дурак подраться, умный вроде, хотя и неученый. Уж извини, но ученость приобретаешь не в храмовых школах, а с прожитыми годами. Сожри меня Сет, если бы тогда, когда меня в шестнадцать лет отдали на гладиаторские ристалища Халоги, кто-нибудь сказал, что за два следующих десятилетия я выучу пять языков, смогу писать аквилонским, туранским и зингарийским алфавитами, стану водить дружбу с такими интересными людьми, как принцесса Чабела, королева Тарамис или старый волчара Эрхард, я бы ни за что не поверил самому себе или человеку, который бы мне это предрек. Любопытно, а предсказание о королевском троне действительно сбудется? Ведь мне предсказывали корону целых три раза и совершенно разные люди, никак меж собою не связанные. Правда, никто не назвал времени, страны и обстоятельств… Здесь, в Пограничье, я мог с легкостью стать королем, однако сам не захотел – отдал венец Эрхарду. Старик заслужил трон, а мне чужого не нужно. Вот и получил свое. Вместо короны – ребенок двенадцати лет. Подавись».
– 7 -
Когда трактирное сообщество оживляется? Правильно, при виде развлечений, в состав каковых входят песни бродячих бардов, выступления шутов или фокусников, драки и появление девиц, поведение которых обычно именуется словом «легкое».
Барли Бютт отлично знал, как увеличить доход трактира и своей семьи. Прежде всего следует давать гостям возможность не просто отдохнуть, но отдохнуть с приятностью. Для любителей можно заготовить бочонки с особым вином – розовое пуантенское, фруктовое дарфарское или особое шемское, приготовляемое не из фруктов или ягод, а из, как это ни ужасно звучит, настоя на акридах. Можно позволять гостям азартные игры: кости, нарды или, к примеру, благородную игру аквилонских дворян – тарок. Музыка всегда будет, если нанять хорошего исполнителя баллад, а уж если в отдаленные дебри Пограничья заглядывают мэтры, вроде знаменитого менестреля Тейраза Дю Блайи, то дополнительная выручка обеспечена.
Ну, и девочки мамаши Бютт, конечно. Хозяин запрещал красоткам приставать к посетителям им вынуждать их заказать что-нибудь выпить. В основном девочки выполняли роль разносчиц блюд, а уж если им интересно отправиться в комнаты с каким-нибудь мужественным наемником или охотником – завсегда пожалуйста. Только треть выручки изволь передать хозяину.
Конан и сам был бы не против пообщаться этой ночью во-он с той темноволосой красоткой, которая откровенно строила варвару глазки на протяжении всего вечера, но вдруг понял: Веллана, с которым они делили комнату, еще можно выгнать, а вот Ранна – никак. Когда Конан был в его возрасте, ночами он спал как убитый, однако просыпался при малейшем шуме. Не выйдет развлечься. Вот Эртель, зараза, уже держит на коленях смазливую девицу с длинными пышными ресницами и томным взглядом. И Эмерт туда же. Здоровенный спокойный боссонец женщинам нравится именно из-за своей многозначительности.
