Екатерина Хайрулина - Игры в вечность
– А тебе? А у тебя? Или у Саши?
Ляпнула, и разом прикусила язык, поспешно глотнула горячего чая, обжигаясь, пытаясь скрыть неловкость. Что толку. Хотела сказать «прости», но передумала – он и так все понимает, и конечно простит глупую дочь.
Атт не стал отвечать, зачем? Вопрос скорее риторический. Впрочем, у Саши еще наверняка все наладится, а у отца… У Атта осталось не так уж много жизни в этом мире, жалкий огрызок жизни остался… безнадежно больной, прикованный к инвалидному креслу старик. Мама иногда, тайком, плакала.
Быть может, поэтому так тянет за неведомый горизонт? Смутная надежда? Вечность? Или просто грядущее могущество и власть?
Лару точно знала, что не хочет искать ответ. Отец всегда был грозным владыкой небес, даже здесь, даже сейчас. Дождь барабанил в стекло.
Пушистые, кипельно-белые хризантемы у калитки отцвели, а она и не заметила как, мама успела оборвать последние, скрюченные старостью головки. Желтенькие, папины любимые, что вдоль дорожки – пока стоят, но уже понемногу блекнут, словно дождь смывает летнюю краску. И только под окном полыхают огнем два алых куста, припозднившихся, с длинными острыми иглами лепестков. Скоро снег, а они все стоят, горят вечным огнем…
Глотнула, едва не подавившись чаем. Это все осень, с ее серостью и тоской. Надо бы на море хоть на пару дней слетать, чтобы солнце, пальмы и симпатичные загорелые мальчики вокруг. Она это заслужила.
Слетай, Лена, – говорили глаза Атта, грустно улыбаясь из глубины, – ты лучше на море слетай, чем туда, развлекись. Глядишь, и пройдет. Хочешь, я тебе даже съемки перенесу на недельку, я могу, все что угодно, любые чудеса, только не просись туда со мной. Потому, что я не в силах тебе отказать.
– Ну, пожалуйста, пап.
– Леночка, зачем тебе? Чего тебе так не хватает здесь?
Атт не хотел ее брать. Сашу хотел, кучу других, посторонних, незнакомых людей хотел, а ее нет. Даже Димка, папин водитель, всего-то на год старше ее, и ему, видите ли не рано! Ему можно. А ей рано. Интересно, кем Димка будет там? ветер этот, дурной.
– Но ведь я вернусь. Это же не насовсем.
– Кто знает, вернешься ли. И какой ты вернешься, Лена. Сможешь ли потом здесь, как раньше…
– Ну пап.
– Не проси меня, не надо. Ты же знаешь, я не смогу отказать тебе, но это не правильно.
Он и не смог. Став в новом мире Владыкой Небес, а она Златокудрой богиней. Игра? Может быть только игра.
* * *
– Отправила царя на подвиги? Молодец!
Думузи улыбался ей, а сам небрежно обнимал за талию какую-то пышногрудую красотку. Златокудрая даже не сразу нашла, что ответить. Вдруг захотелось ему все рассказать, но язык не поворачивался, ведь на смех поднимет. Да еще красотка эта… Где он их берет?
– Правильно сделала, пусть сдохнет там! – это Думузи опять, – тогда Аннумгун останется без царя. Без царя они сами не справятся, и вся твоя великая империя достанется мне, я нашлю на них Урушпак.
– Он победит и вернется!
– О, не сомневаюсь!
Он смеется, неприятно так. А глаза у него… Чему верить – словам или глазам? Может она придумала себе все это? Придумала конечно, разве можно столько лет… Но почему эта глупая выдумка никак не дает ей покоя? И думает она все о чем-то не о том… совсем не о том.
Просто женщиной хочется побыть, без всей этой суеты. Просто. Как это иногда бывает с царем. До тех пор, пока он не начинает с ней соглашаться. Но разве может быть иначе? Она богиня.
А ведь некоторые, настоящие как она, пришли в этот мир не богами. Не захотели. Уршанаби называл их ануннаками, отец – пришельцами, а Италь смеялся – это у нас будут эльфы. Мудрые, почти бессмертные, но не боги, а люди, их осталось мало. Может и ей в пришельцы податься? а что, из нее выйдет симпатичная эльфочка.
А Думузи, наверняка, рядом с этой вот красоткой не мучают вопросы – кто он такой, бог или не очень. Вон она как к нему жмется, не до вопросов ему. Зависть? Ревность?
– А ты, Дим, мог бы для меня убить чудище? – неожиданно спросила она.
Запнулась, язык прикусила. Что за чушь она несет? Какие ему чудища? Богу – раз плюнуть.
– Конечно. Только Гизиду ругаться будет. И царь потом будет мучиться, придет в лес, а там никого, бегать начнет, кричать, звать: «где ты, мой злой Хумбаба!» Пойти убить?
– Не надо. Смеется ей в глаза.
Хочется уйти и не видеть больше его никогда. Ничего не видеть. Нырнуть, как Эмеш, на морское дно, и не вылезать. Но… А если ветер пойдет и убьет царя, там в лесу, вместо чудища? Ведь он может, чего ему стоит? А потом его Урушпак завоюет ее Аннумгун. Темные глаза ветра сверкают таким страшным огнем!
Да, не нужны ей никакие города, никакая божественная сила, другое ей нужно. Это все игра, мишура пустая. Сама не заметила, как сказала вслух.
– Надоело мне это все, Дим… боги, люди, подвиги… зачем мне его подвиги? Может зря отца уговорила меня взять? а? Я ведь не в богов хотела играть, я…
Сама испугалась своих слов, особенно когда увидела его переменившееся лицо.
– Я вот думаю, может мне в пришельцы податься? – скорей захотелось уйти от темы, сказать какую-нибудь бессмысленную глупость, – как думаешь, из меня вышла бы эльфочка?
– Дура из тебя бы вышла ушастая, а не эльфочка, – ветер зло огрызнулся, и мерзко хихикнула его красотка. Дрянь! Она-то как смеет! И Лару не выдержала, вскипела.
– Да пошел ты, Дим! Чего тебе от меня надо? Не надоело тебе еще! Да пошел ты! И сучку свою забери!
Она что-то еще кричала, он смотрел, а красотка улыбалась, все понимая. Потом Златокудрая убежала все-таки на дно, к Эмешу – там спокойнее. Хватит. Хватит с нее, давно хватит.
4
– Господин, – Иникер, верный Эмешев демон, бежал следом, едва поспевая, шурша перламутровой чешуей.
– Господин, – говорил он, – спрашивали Лару, но я не решился ее будить.
Златокудрая снова появилась вчера, ближе к ночи, какая-то вся издерганная и растерянная.
– Я переночую у тебя, ладно, Сар?
Нервный, сухой блеск в глазах. Оставалось только приветливо улыбнуться.
– Сколько угодно, Ру. А что случилось?
– Ничего, – фыркнула она.
Потом молча, спокойно, словно у себя дома, залезла под одеяло, прямо не раздеваясь. Свернулась калачиком.
– Как там твой царь? Она не ответила, лишь шмыгнула носом.
По всем прикидкам царь, вот где-то сейчас, должен добраться до чудища. Или уже добрался?
Лесного стража Эмеш помнил хорошо – забавная штуковина, жалко будет, если царь все-таки его поломает. Самое забавное, что Гизиду так ничего и не знал, от хранителя лесов надежно скрывали правду, хихикая за спиной. Гизиду бесился, не понимая, – так ему и надо, неприятный тип.
