Дэйв Дункан - Разящий клинок
– Значит, он лелеял месть все эти годы?
– Джинны никогда не забывают оскорблений, а халиф Азак – не совсем обычный джинн.
– Да, это верно, – с грустью в голосе согласился Шанди. – Империя тает, ее границы сокращаются с каждым днем.
– Еще пара побед, похожих на сегодняшнюю, и она растает вовсе!
– Вот именно! – с неожиданной злостью фыркнул принц. – Я уже сказал: ты мог бы и помочь нам!
Ило задержал дыхание, но чародей только улыбнулся. Он раскинул огромные руки, потягиваясь, как медведь; свет ламп скользил по драгоценным камням, усыпавшим его кирасу, и по вздувшимся мускулам предплечий.
– Зачем мне спешить на подмогу всякий раз, как халифу вздумается развлечь противника ложным выпадом?
– Ложным, выпадом? Карфин был ловушкой? – Шанди вскочил на ноги. – Что задумал халиф? Только не это!.. Ило с удовольствием поглядел бы, как халифу преподадут урок, – настоящий урок! – но нее сегодня, и не эта армия. Разве что через месяц-два… Олибино растянул рот, показывая большие белые зубы.
– Ты когда-нибудь слыхал о Гаунтлете? – Нет.
– Это торговый путь через предгорья, у самых рубежей Уллакарна. Пока ты зализываешь свои раны, халиф проведет там армию. Он возьмет город, загонит тебя в угол… Порт в Гарпуне, разумеется, весь забит илом. Четыре легиона…
– Бог Убийства! Рассказывай!
– Да я пытаюсь, сынок! Насколько мне известно, еще никто не проводил той дорожкой целую армию, ибо хороших местечек для засады там больше, чем блох на верблюде. Но так вышло, что халиф знает ее всю как свои пять пальцев… Шанди топнул ногой:
– Мы сможем перехватить их?
Олибино сложил ладони в жесте, совершенно не вяжущемся со всем его обликом, – так делают скорее старики, чем жизнерадостные гиганты вроде Смотрителя Востока.
– Он растянет армию длинной колонной, так что ты вполне мог бы подкрасться боковой тропинкой и отрезать ему башку, как змее.
– Карта! Мне нужна карта!
Чародей пожал плечами и развернул свиток пергамента, которого еще секунду назад у него в руках и в помине не было. Ило застыл, увидев настоящее волшебство в действии.
Шанди взял свиток, но так и не взглянул на него.
– Ваше всемогущество, я прошу об одной услуге.
– Я ждал этого. – Мертвенно-черный взгляд чародея вновь остановился на Ило, который машинально съежился под его тяжестью. Он просто не вынесет более!
– Это было его первое сражение, – сказал Шанди. – Он смертельно устал, но мне без него не справиться. Я надеялся поговорить с ним о его обязанностях этой ночью, если ты только согласишься помочь, а теперь он нужен мне еще больше!
Олибино хмыкнул:
– Разогреть его слегка, хочешь сказать? Ээ-ээх! Ило вскочил на ноги, чувствуя, что в него угодила молния. Палатка осветилась ярче, и даже мех на его волчьей шкуре, казалось, встал дыбом. Мгновение назад он, дрожа, в полном изнеможении сползал с сундука и внезапно уже стоял на ногах, сотрясаясь от невыразимого желания делать что-нибудь, драться с кем-нибудь, бежать куда-то… Его усталость и боль как рукой сняло – они пропали, словно их и не бывало. Ило был полон сил и энергии, как годовалый жеребенок.
Шанди оглядел его и улыбнулся.
– Благодарю, ваше всемогущество… Сигнифер, раздобудь мне проконсула! Мне плевать, как ты будешь его будить, но он нужен мне сию секунду!
– Слушаюсь! – проорал Ило и вылетел из палатки.
6
Три дня спустя после Битвы при Карфине, когда армия халифа пробиралась по укромным тропам Гаунтлета, имперские легионы, вооруженные тайной скрывающих чар, крадучись, обходили ее с фланга, как невидимое лезвие, нацеленное на горло спящего.
А в Доме Кииза, за стеной горных пиков, умирала старая Фейн.
Законы Крови запрещали любому, кроме стоящего Вахту, находиться от Уходящего на расстоянии, позволявшем что-либо расслышать. Но женщина отлично знает свой долг – и потому Фриэль подыскала себе на краю поляны подходящий пень, сидела на нем и плела корзины. Она сплела целую гору за последние три дня, пока не задеревенели пальцы, а в округе еще можно было сыскать гибких прутьев. Без сомнения, ее бабушка покинет сей мир, когда придет ее час, – милая старушка все делала в свое время.
Фриэль никто не заставлял сидеть тут, плетя корзины, – по соседству жило множество родственников и даже незнакомых ей добрых людей, которые охотно приглядели бы за маленькой Тхайлой ради нее, и Боги знают, что в Доме Гаиба осталось много недоделанного, что она работала бы не покладая рук с рассвета до темноты. Но она решила остаться здесь. Тхайла может увидеть ее всякий раз, когда девочке того захочется, – увидеть и успокоиться.
Погода была замечательно теплой для столь ранней поры. Затяжные весенние дожди незаметно перешли в короткие, отрывистые ливни, и здесь полно было разлапистых веток, под которыми можно укрыться.
Это был достаточно уютный Дом, с быстрым ручьем и стоящими кругом высокими деревьями, словно бы хранящими его от напастей. Позади вздымалась стена Прогист – белоснежные пики на голубом фоне, – она подпирала бездонное небо, и, пожалуй, мало сыщется на свете пейзажей краше этого. Поросший лесом склон хребта Кестрель отсекал западные долины. Поляну устилал свежий папоротник… Дом Гаиба, устроенный в своей маленькой безопасной лощине, конечно, нравился ей больше, но она видала и Дома куда хуже этого – хижины, выстроенные на открытых местах, видные за целые лиги… В некоторых из них она даже не могла расслабиться, чтобы отдохнуть.
Много лет назад, когда дедушка еще только обнаружил его. Дом Кииза, должно быть, выглядел куда лучше. С тех пор несколько других Домов расположилось непристойно близко. Да и собственный ее брат Вул со своей ворчуньей-женой Вайек… Дом Вула чересчур близко отсюда, его едва не видно за холмом… Какой стыд!
Докучливый брат явился проверить ее, – вертелся рядом, надоедливей мошкары, распространяя вокруг себя волны беспокойства. Вул рос суетливым ребенком, да и сейчас в нем нисколько не убавилось той детской суетливости, хотя ему было уже за сорок.
– Так может еще долго продолжаться, Фриэль. – Он со вздохом опустился на ствол упавшего дерева.
– Уверена, что Тхайле эти несколько дней покажутся целой вечностью, – спокойно отвечала Фриэль. Она необычайно чувствительная девочка.
– Как и ты, – согласился Вул. – Ты всегда была самой чувствительной в семье, еще даже до Вахты.
«Сам ты-то не чувствительней бревна, на котором сидишь», – подумала Фриэль. Она часто могла видеть чужие чувства дальше, чем иные слышат голоса, и прямо сейчас отчетливо видела страдания брата: он был несчастен, поскольку жил ближе всех к Дому Кииза, где жила – а теперь умирала – старая Фейн, ибо это накладывало на него ответственность, которую он вовсе не чувствовал. Вул был несчастен еще и потому, что Фриэль была здесь, а его собственная раздраженная жена сидела дома, там, ибо они не слишком ладили меж собой. И в несчастье его оставалось место, чтобы понять: двум его детям весьма скоро самим придется стоять Вахту Смерти.
