Анджей Сапковский - Польская фэнтези (сборник)
Вскоре — слишком быстро — все кончилось. Аннабел Прентисс не изменила позы. Только вздохнула, сдула с носа травинку. Адам Стаутон пожалел, что уже всему конец. И тут же увидел, что сожалеет не только он, но и женщина тоже.
— Ну-ну, — сказала она не без приятного удивления в голосе. — Я в тебе не ошиблась, страж права и порядка. Удачно выбрала. Теперь ты мой. Думаю, ты понимаешь, что — мой?
Адам Стаутон не ответил и ни о чем не спросил. Аннабел Прентисс вытерла зачесавшийся нос, обеими руками взъерошила черные волосы, уперлась ладонями в плечи плотника, сильнее стиснула его коленями, медленно приподнялась и медленно опустилась — раз, другой, третий, все быстрее и быстрее. Он забыл о Божьем свете. Уже не имело значения ничто. Ни Дженет Харгрейвс, ни погоня, ни преподобный Мэддокс, ни король, ни закон, ни судьи Массачусетской Колонии на Заливе.
Ничто.
Дороти Саттон продолжала вышивать. Джемайма Тиндалл рассматривала паука, спускающегося по паутине с потолочной балки.
— После Салема, — снова взялся за свое преподобный Мэддокс, — эта дьявольская зараза дала о себе знать и в Андовере, и в Чарлстоне, и в Дорчестере, а также в Линне, Медфорде, Роксбери; наконец, спустя год после салемских событий, появилась и у нас, в Уотертауне. Происходили всяческие загадочные явления. У молодых девушек начинались конвульсии и судороги, они в бреду принимались выкрикивать всяческие слова, вызывающие опасение. Несколько женщин пожаловались на то, что у их мужей время от времени наблюдается немощь мужских членов, несомненно, из-за сглаза. Вскоре подозрение пало на Мэри Харгрейвс, матросскую вдову. Ее арестовали и подвергли следствию. Но ведьма ни в чем признаваться не хотела.
— Несмотря на то, — Джемайма Тиндалл оторвала взгляд от паука, — что ее настойчиво уговаривали?
— Побереги сарказм для себя, женщина, — буркнул констебль Корвин. — Хоть это и странно, но ты уже несколько раз доказывала, что неглупа, поэтому нечего дурочку из себя строить. Ты прекрасно знаешь, что пытки во время следствия применять не дозволено. Закон запрещает. Никто, ни в Салеме, ни в Андовере и вообще нигде, колдуний во время следствия не пытал. Не пытали и старуху Харгрейвс.
— И она ни в чем не призналась? Правда?
— Не призналась, — угрюмо согласился Мэддокс. — Но доказательства были неопровержимые. А показания, представленные суду, не вызывали сомнений. Ведьму Харгрейвс закопали другие арестованные колдуньи. Они под присягой показали, что Харгрейвс собственноручно изготовляла из жира, вытопленного из младенцев, мазь для полетов. Что Харгрейвс на шабашах подсовывала им на подпись Черную Дьявольскую Книгу. Что брала у Диавола и давала другим мерзкое, святотатственное причастие — красную облатку и красное вино. Кровь, значит.
— Необыкновенно! После таких показаний Мэри Харгрейвс, конечно, призналась?
— Нет, — смутился констебль. — Не призналась и тогда. Продолжала упорствовать. Лишь позже... Уже после того, как старуха померла в тюрьме, у ее дочери... В общем, когда тщательное изучение обнаружило у Дженет в промежности знак Диавола и когда на нее указали все свидетели, Дженет Харгрейвс признала свою вину. Она, Дженет, как и ее мать, Мэри, тоже была ведьмой.
— Ах! Невероятно!
— Но истинно. Был вынесен приговор: смерть через повешение. Однако не успели его привести в исполнение, как колдунья исчезла из узилища. Неведомым образом, несомненно, воспользовавшись чарами. Под арест взяли часовых, те клянутся, что не знают, что с ними творилось, и что ведьма их околдовала. Это вполне возможно, ибо она красива...
— Дьявольской красотой, — буркнул Мэддокс, — которой подвластен только грешник. Часовые, из-под присмотра коих колдунья сбежала, искупят свой грех. Искупят — и строго, уж об этом я позабочусь.
— Не сомневаюсь, — кивнула Джемайма Тиндалл и встала. — Прошу прощения. Дела, знаете ли...
Пастор взглядом дал знать констеблю, Корвин кивнул.
— Ну конечно, идите, идите, — сказала Дороти Саттон. — А мы тут с преподобным еще немного побеседуем. Мне вот что интересно: вроде бы сам губернатор Колонии, сир Уильям Фиппс...
Генри Корвин не дослушал, торопясь выйти вслед за Джемаймой Тиндалл.
Около строящегося амбара стоял длинный стол, покрытый скатертью, вокруг него крутились три женщины, расставляя тарелки и блюда. Корвин заметил, что от реки, покончив с омовением, возвращаются мужчины. Человек пятнадцать. Плотники со стройки, лесорубы с лесосеки.
Корвин быстро повернулся. Приглядываясь, он почти забыл о женщине, за которой должен был следить. Однако Джемайма Тиндалл не исчезла, а шла медленно, то и дело останавливаясь и оглядываясь, как бы проверяя, следует ли за ней констебль. «Хорошо, — зло подумал он. — Хочешь поиграть? Ну что ж, поиграем на пару».
Он последовал за ней, но, сделав несколько шагов, остановился, заслонил глаза ладонью, прикинувшись, будто глядит на крыши домов и кружащего над ними ястреба. Женщина свернула за угол дома, констебль пошел быстрее, почти побежал. За домом стоял большой овин, он еще успел заметить, как двери качаются на петлях. Чуть подумав, вошел.
Джемайма Тиндалл была там, она стояла в косой, густой от пыли полосе света, падающего через отверстие в потолке.
— Ты сам признал, — резко, прервала она неловкое молчание. — Ты сам недавно признал, что я неглупа. Я оценила комплимент, знаю, что дался он тебе нелегко. Так почему ж ты вдруг подумал, что если будешь за мной следить, то я тебя куда-то приведу? Смешно.
— Я вовсе не надеялся на то, — хрипло ответил он, — что ты меня куда-нибудь приведешь.
— На что же ты рассчитываешь?
— Есть иные способы дойти до истины.
— Верно, есть, — согласилась она. — Однако воспользоваться большинством из них, особенно наиболее эффективными, запрещает закон. Ты сам недавно изволил меня этому поучать. Хотя тебе этот запрет не очень-то мешал в Уотертауне. Правда?
— Ты много знаешь, — буркнул констебль. — И верно, много. Похваляешься, стараешься запугать меня, прикидываясь провидицей, ворожейкой или колдуньей. Так знай — пустое это дело.
Джемайма улыбнулась. Улыбка была невеселой. Ее худощавое восковое лицо из-за этого стало походить на череп.
— Знаю, — подтвердила она, — что пустое. Ты не веришь в магию и колдовство. Ты не верил в них, когда лепил обвинение против Мэри Харгрейвс. Ведь ты сфабриковал обвинение на волне идущей из Салема моды. Одних свидетелей подкупил, других запугал, третьи включились самостоятельно, радуясь и ликуя, что могут как-то кому-то навредить. А по сути, разговор-то шел об имуществе старухи. О земле и наличных, которые оставил ей муж.
