Павел Шумилов - Одинокий дракон. Последний повелитель
— А полчасика?
— Четверть часа и мастер Дракон делает мне новый меч!
— Тогда лучше смерть! — Хвост обвивает остаток меча, наносит себе третий укол и падает мёртвым.
Лира молитвенно складывает руки.
— Спи спокойно, храбрый воин. Если тебя нарезать колечками, получится много–много вкусных котлеток. Аминь.
Пора завтракать.
Если так пойдёт дальше, я стану толстым, неповоротливым и не смогу летать. Впрочем, нет. Олешки начнут от меня прятаться, да и Лира не даст растолстеть. Где написано, что драконы должны вставать в шесть утра? Вот засну в воздухе, будет авиакатастрофа. А это аргумент! Завтра так ей и скажу.
— Много народа знает, что я живу в Замке?
— Да все!
— Плохо. Могут тебя заметить. Тогда у нас возникнут проблемы.
— Никто не заметит. Люди боятся сюда ходить. И церкачи запрещают ближе, чем на двадцать миль подходить. Шестьсот лет назад Томас Капризный со своими сборщиками подати стал лагерем под Замком. Так земля затряслась, Замок обрушился, в Литмунде половина домов развалилась, а остальные в пожаре сгорели. В горах озеро было, его прорвало, несколько деревень смыло. Шестьсот лет прошло, а церкачи по тем погибшим каждый год молебен служат. Говорят, если кто здесь поселится, беда снова повторится. А это на самом деле из–за Томаса случилось.
— Кто–нибудь из его людей в Замке был?
— Никто не знает. Они почти все утонули.
До Литмунда километров 80. Если бы здесь что–то взорвалось, остался бы кратер, как на Луне. Могли Повелители установить управление сейсмикой? Могли. Но запрограммировать аппаратуру на землетрясение — это не кнопку нажать. Для этого институт кончить надо.
— Ты сказала, в Литмунде дома рушились. А дальше как?
— До самого побережья. Только в Литмунде сильней всего.
Землетрясение — здесь… Почему бы и нет. Горы — есть. Старые, но ведь горы.
— Нет, Томас Капризный ни в чём не виноват.
— Хорошо. Я боялась, что беду на людей накликаю.
Снеговика я лепил в той долинке. Меньше трёх миль от Замка. А Тит Болтун меня увидел. Услышал, что в Замке завёлся дракон и пошёл проверять. Зимой. В самый центр запретной зоны. Ай да Тит!
— Кое–кто заходил в долину этой зимой посмотреть на меня.
Встревожилась, задумалась. Правильно. Я бы тоже задумался.
— Дракоша, мне надо в деревню сходить за вещами. А вечером ты мне свой план расскажешь.
Только этого не хватало. Сейчас она пойдёт в деревню, там ей устроят торжественную встречу. А через три дня все собаки на сто миль вокруг будут знать, что леди Тэрибл жива и здорова. Не–ет, пора принимать меры.
— Ты знаешь, что такое конспирация?
— Знаю. Это значит, никто не должен меня видеть. Правильно?
— Правильно…
— Кроме двух–трёх самых надёжных друзей!
Ведь на самом деле знает… Всё знает! Откуда? Тайна… Слово дала. Читает перед сном Большую Британскую Энциклопедию и всё знает. А библиотекарю поклялась никому не говорить. Тсс…
— Кроме одного–двух.
— Согласна! Ты меня подвезёшь?
Начинается…
Жду в условленном месте. Появляется с двумя огромными узлами. Хмурая, заплаканная. На меня пытается не смотреть. Молча забирается, устраивает свои узлы. Взлетаем.
— Что случилось? Церкачи погром устроили? Убили кого?
— Нет. Всё хорошо.
Молчим всю дорогу. Странно это. Так же молча разгружаемся. Явно между нами пробежала какая–то кошка.
— Постой. Сядь и посмотри мне в глаза. Что случилось?
Села верхом на стул, смотрит в пол.
— Не заставляй меня смотреть тебе в глаза. Я не хочу, чтоб ты знал, что я думаю.
— Повтори ещё раз, только помедленней.
— Я не хочу, чтоб ты знал, что я думаю. У меня могут быть свои тайны.
— Ты думаешь, что если я посмотрю тебе в глаза, то прочитаю твои мысли?
— Да.
Вот почему Тит Болтун тогда раскололся. А у Лиры новые тайны завелись. Конфиденциальные. Сказать правду или нет? Друзьям положено говорить. Да ведь, всё равно узнает.
— Слушай внимательно. Я читать мысли не умею. Может, другие драконы умеют, а я — нет. Слово дракона. А теперь говори, что случилось.
— Ты сам знаешь. Ты Лючию убил. Не отпирайся, я видела, вся шкура твоими когтями изодрана.
Мда… Убил, чего отпираться. Только шкура была целой.
— Ту, которая лошадь, или ту, которая из кухни не вылазит?
— Сам знаешь, что лошадь! — слёзы в два ручья.
Ах, чёрт! У них ведь кожа, это у меня шкура. И у Лючии. Тит шкуру аккуратно снял. При мне снимал. Значит, потом, для убедительности, порезал. Правильно вообще–то. Я об этом не подумал. Что же он Лире наговорил? Ясно, что. Мою легенду. Как договаривались.
— В следующий раз пойдёшь в деревню, скажешь Титу Болтуну, чтоб рассказал тебе правду. Скажешь, я разрешил. Но только тебе. А сейчас забудь о Лючии, у нас есть другие дела.
— Так это не ты убил Лючию?
Сколько надежды в голосе. Массаракш. Что стоит сказать: «Да, не я». Потом слетать в деревню и проинструктировать Тита Болтуна насчёт новой легенды. Делов–то на полчаса. Встаю и медленно иду в чулан. В любимый угол.
— Лючию убил я. Сначала сломал ей спину, потом придушил, чтоб не мучилась.
— Зачем?!!
— Не люблю оправдываться. Тит расскажет.
Слушаю, как постепенно затихают всхлипывания.
— Мастер Дракон, мне надо в деревню.
Оказывается, я задремал. На Лире кожаная куртка, штаны, сапоги. Всё на несколько размеров больше.
— Скоро стемнеет, завтра полетим.
— Мне надо сегодня. Спусти меня вниз, я сама дойду.
— Двадцать миль ночью по лесу и болоту — это будет уже завтра.
— Неважно. Я хочу знать правду.
— Тогда знай, что Лючия твоя была трусиха. Из–за этого и погибла.
— Неправда!
— Испугалась молнии и залезла в болото. Я ей сломал спину, когда вытаскивал. Слишком крепко трясина держала.
Лира открыла рот, закрыла, поникла, опустилась рядом со мной, прижалась к моему боку.
— Она больше ничего не боялась. Только грозы. Я её жеребёнком помню. Потом она выросла и на землю ложилась, чтобы я могла на неё сесть. Таких умных лошадей ни у кого больше не было. Расскажи, как всё было.
— Подожди, ты же… она… Ты кем Титу приходишься?
— Пока мой папа жив был, Тит нам соседом был, а потом я у него жила.
— Вот, значит, как… А Сэма Гавнюка знаешь?
— Я у него Лючинину шкуру видела. Мне его сын показал. Ты не бойся, он не проболтается. Скорей язык откусит.
— А кто ещё тебя видел?
— Больше никто. Все в поле работали.
— Так ты и Тита не видела.
— Нет, я ему письмо оставила.
