Дэвид Эддингс - Келльская пророчица
Лицо барона стало лиловато-синим — он хватал ртом воздух, не в силах вымолвить ни слова.
— Видимо, ваша светлость изволит гневаться? — с обманчивой учтивостью продолжал Мандореллен. — Но, может статься, вы внезапно лишились языка все по той же причине — ввиду полукозлиного вашего естества? — Он критически оглядел барона. — Однако вижу, вы ко всему прочему еще и отменный трусишка, что неудивительно ввиду вашего родства с бессловесной скотиной — ибо ни один человек чести не оставил бы без ответа оскорбление, которое я только что имел удовольствие публично вам нанести. Что ж, придется мне вас подстегнуть. — И он принялся медленно снимать железную перчатку.
Как известно во всем мире, брошенная на пол перчатка означает вызов на поединок. Однако перчатка Мандореллена почему-то полетела несколько в ином направлении. Барона отбросило назад, и он замычал, выплевывая зубы вместе с кровью.
— Вы давно не юнец, господин Мандореллен, — бушевал он, — и всем известно, что вы трусливо избегаете честного боя! Полагаю, настало время вас проучить!
— Это существо еще и разговаривает, — деланно изумился Мандореллен. — Спешите видеть, дамы и господа! Дивное диво — говорящий пес!
Придворные расхохотались.
— Извольте следовать за мною, господин Блохастик, — продолжал ерничать Мандореллен. — Возможно, схватка с престарелым и немощным рыцарем вас немного развлечет.
Последующие десять минут длились для молодого барона целую вечность. Мандореллен, который, вне всякого сомнения, мог разрубить его надвое с первого же удара, играл с ним, словно кот с мышью, нанося бесчисленные удары, хоть и болезненные, но не угрожающие жизни. Переломав барону несколько костей, но при этом не повредив жизненно важных органов, он нанес противнику многочисленные раны и ушибы, не свалив, однако, того с ног. Барон вертелся волчком, отчаянно пытаясь защищаться, а Мандореллен искусно сдирал с него по кусочку доспехи. Наконец ему прискучила забава, и лучший воитель Арендии одним могучим ударом сломал строптивцу обе ноги. Барон взвыл от жуткой боли и рухнул наземь.
— Прошу вас, господин барон, — издевался над выскочкой Мандореллен, — умерьте слегка ваши вопли, дабы не расстраивать милых дам. Стенайте потихоньку в свое удовольствие, и не стоит так страшно корчиться. — Он оглядел притихшую и слегка перепуганную толпу. — Ну, а теперь, ежели есть среди вас такие, кто разделяет убеждения сего сопливца, пусть говорят сразу и без обиняков, ибо чересчур хлопотно, вложив меч в ножны, обнажать его вновь и вновь.
Но придворные рыцари, каковы бы ни были их истинные взгляды на положение дел в Арендии, предпочли оставить их при себе.
Сенедра с серьезным видом выступила вперед.
— Мой рыцарь, — торжественно обратилась она к Мандореллену, — вижу, что ты столь же доблестный воитель, как и прежде, хотя безжалостное время заставило ослабеть твои члены и посеребрило инеем черные, словно вороново крыло, кудри…
— Какое еще безжалостное время? — растерялся Мандореллен.
— Да я просто дразню тебя, Мандореллен! — Сенедра звонко расхохоталась. — Вложи меч в ножны. Больше никто не желает с тобой играть.
Потом они тепло простились с Мандорелленом, Лелдорином и Релгом, который предпочел отправиться к Таибе и детишкам в Марадор через Во-Мимбр.
— Мандореллен! — кричал король Анхег, когда они удалялись от городских стен. — Когда настанет зима, приезжай в Вал-Алорн, мы прихватим с собой Бэрака и отправимся втроем на дикого кабана!
— Непременно, ваше величество, — донесся мощный голос рыцаря с крепостной стены.
— Как мне нравится этот парень! — всю дорогу восхищенно твердил Анхег.
Потом они снова сели на корабль и поплыли на север, в город Сендар, чтобы уведомить короля Фулраха о Дал-Периворском договоре. Оттуда Шелк и Бархотка намеревались отплыть дальше на север на борту «Морской птицы» вместе с Бэраком и Анхегом, а остальные собирались совершить конную прогулку через горы Алгарии в долину Вейла.
Прощание в гавани было кратким — отчасти потому, что всем им вскоре предстояло встретиться, а более всего из боязни показаться чересчур сентиментальными. Гарион с грустью расставался с Шелком и Бэраком. В обществе этой странной парочки — гиганта и юркого коротышки — он провел чуть ли не полжизни и при мысли о расставании ощущал затаенную боль. Их удивительные приключения закончились.
— Как думаешь, теперь ты перестанешь влипать в истории? — нарочито грубо спросил Бэрак, на душе у которого тоже кошки скребли. — Моей Мирел надоело просыпаться по ночам под боком у косолапого.
— Сделаю все, что смогу, — пообещал Гарион.
— Послушай-ка, помнишь, что я говорил тебе одним морозным утром неподалеку от Винольда? — спросил Шелк.
Гарион нахмурился, напряженно припоминая.
— Я говорил, что мы живем в дивные времена и что очень хотел бы уцелеть, чтобы досмотреть все до конца.
— Ах да, вспомнил!
— Так вот, трезво рассудив, я передумал.
Маленький человечек плутовски ухмыльнулся, и Гарион понял, что в его заявлении нет ни единого слова правды.
— Увидимся в начале лета, на Алорийском Совете, Гарион! — крикнул с борта «Морской птицы» Анхег, когда корабль уже отплывал. — В этом году Совет состоится у тебя во дворце. Может быть, ежели мы потрудимся, то научим тебя еще и петь!
Следующим утром на рассвете Гарион и его близкие покинули Сендар и поехали по горной дороге в направлении Мургоса. Хотя прямой необходимости в этом не было, Гарион все же решил проводить друзей до самого дома. По мере продвижения на север их ряды неуклонно редели, что несказанно печалило Гариона, — он явно не готов был в одночасье расстаться со всеми.
Они ехали по Сендарии, греясь в лучах ласкового весеннего солнца, вскоре перевалили горный хребет и очутились в Алгарии, а примерно через неделю уже подъезжали к цитадели Хо-Хэга. Монарха несказанно обрадовала весть о благополучном исходе противостояния в Кориме, а затем он углубился в изучение Дал-Периворского договора. Поскольку психика и нервы у Хо-Хэга явно были много крепче, нежели у Анхега, великого умницы, но человека чересчур эмоционального, Белгарат и Гарион сочли возможным во всех подробностях поведать монарху о неожиданном возвышении Эрионда.
— Он всегда был необычным мальчиком, — задумчиво заключил Хо-Хэг, выслушав их повесть. — Но, в сущности, в этом деле все необыкновенно — от начала до конца. Нам с вами довелось жить в дивные времена, друзья мои.
— Совершенно с тобой согласен, — ответил Белгарат. — Будем надеяться, что теперь все поутихнет — хотя бы на время.