Клайв Леннард - Источник судеб
Альфред подбросил в очаг еще одно полено, забыв, что огонь и так вовсю гудит свою жаркую песню, быстро глянул на короля, потом отвел глаза и покраснел.
— Я не должен спорить с тобой, государь, потому что я всего лишь оруженосец, — сказал юноша смущенно, — но сам помысли, как я могу поверить в твою повесть, если она начинается моей гибелью в стычке с разбойниками… Или это другой Альфред пал от бандитского ножа? Я-то жив!
— Ход событий изменился после моего возвращения, — ответил киммериец, — ваниры Фингаста погибли в склепе Дивиатрикса и никогда не появятся в замке герцога Гандерландского. Арэль избежал плена, он не попадет в Аквилонию, значит, и слуга темных сил Тзота-ланти не станет искать его за стенами Турна и втягивать Гийлома в заговор против меня. А если нет заговора — незачем нанимать убийц и подсылать к королю безумного карлика с отравленным кинжалом.
Альфред вздохнул.
— В этой истории слишком много печального, государь, — сказал он. — Неужели люди устроены так, что не могут обойтись без предательства и обмана? Но ты еще не закончил свой рассказ. Добрались ли вы до таинственного острова Фалль? Обрел ли Арэль Подлинное Имя и стал ли он Амруном народа Богини Банну? Что сталось с доном Эсанди и Ванаей, неужели она тоже была послана кем-то, чтобы помешать вам добраться до Источника Судеб, как ты одно время подозревал?
— Мы добрались до острова Фалль, — отвечал Конан, — что же касается всего остального… Слушай.
* * *
…Белые скалы показались на рассвете. Земля словно соткалась из воздуха, воздвигнув над темными волнами северного моря высокую стену, у подножия которой кипели огромные буруны. Стрелка прибора, оставленного Да Дергом, привела «Дочь морей» к острову, куда корабль доплыл всего за три дня, подгоняемый устойчивым попутным ветром. Люди молча стояли вдоль бортов, глядя на приближающиеся скалы, сжимая в руках оружие. Победа киммерийца над Отгаром и появление ночного светила, ярко засиявшего в небе сразу после того, как ванир упал с разрубленной головой, поселила в сердцах команды слепую преданность своему вожаку и веру в удачу.
Диера прошла левым галсом вдоль побережья, но скалы повсюду были одинаково высоки, а рифы возле их подножия тянулись сплошной цепью. Стрелка теперь указывала не на остров, а прямо по ходу корабля. Прошло больше часа, они плыли все тем же курсом. Вдруг Сантидио, стоявший на мостике рядом с Конаном возле накрытого стеклянным колпаком прибора, тронул киммерийца за плечо. Стрелка дрогнула и, повернувшись, указала в сторону берега.
— Очевидно, нам следует пристать здесь, — сказал дон Эсанди.
— Но я не вижу никакого прохода, — возразил киммериец, — все те же рифы…
— Не могу придумать другого объяснения, — Сантидио внимательно вглядывался в кипение бурунов, — брегон не стал бы направлять нас к своему острову только для того, чтобы утопить в броске копья от берега.
Конан приказал спустить парус. «Дочь морей» на веслах двинулась к полосе рифов. Когда до них оставалось не более тридцати локтей, они увидели проход между двумя камнями. Диера скользнула в него и оказалась на узкой полосе воды, отделявшей рифы от галичного берега. Стрелка прибора вновь отклонилась — повинуясь ее указанию, судно двинулось вдоль обрывистых белых скал.
Вскоре они увидели лагуну, вошли в нее и пристали к берегу. Отсюда наверх, через расщелину в скалах, вела неширокая тропа, усыпанная мелким гравием. Оставив на борту несколько караульных, зингарцы во главе с капитаном покинули диеру, поднялись по тропе и оказались на круглой, шириной в сотню ярдов площадке, ограниченной валом из длинных белых камней высотой в пол человеческого роста. За первым валом виднелись другие, каждый следующий отстоял на полусотню шагов дальше предыдущего — словно гигантские круги от брошенного в воду камня расходились по каменистой равнине без единого деревца, простиравшейся насколько хватало глаз. Напротив того места, где отряд поднялся на плато, высились каменные ворота: два огромных монолита стояли вертикально, третий лежал сверху. От этих камней веяло древностью и неведомой силой, их иссеченную ветром поверхность покрывали полустертые рунические письмена. За воротами виднелась прямая, как стрела, вымощенная прямоугольными плитами дорога, убегавшая к горизонту. В тех местах, где дорога пересекала круги валов, были оставлены проходы.
Зингарцы неуверенно топтались на краю площадки, не решаясь двинуться вперед.
— Не слишком-то уютное местечко, — проворчал киммериец, поудобнее пристраивая на руке круглый ванирский щит, — и встречающих что-то не видно…
Он ошибся. Только что за воротами никого не было, а в следующий миг из них выехал на великолепном черном жеребце рыцарь в золотых доспехах и крылатом, украшенном огромным плюмажем из радужных перьев шлеме с опущенным забралом. Натянув поводья, он остановил коня и застыл, словно величественное изваяние.
Конан шагнул вперед.
— Приветствую тебя, страж, — сказал он, подняв руку и обратив к всаднику пустую ладонь. — Мы прибыли на ваш остров по приглашению брегона Кримтана Да Дерга, слуги королевы Матген…
Рыцарь тронул коня и подъехал к варвару.
— Как твое имя? — спросил он глухим голосом из-под забрала.
Киммериец размышлял недолго.
— Конан, король Аквилонии, — ответил он и услышал за спиной удивленный ропот своих людей.
— А я зовусь Руад Рофесса, что на вашем языке значит Красный Многомудрый, — сказал рыцарь. — Я вызываю тебя на поединок, король.
С этими словами он снял с руки железную перчатку и бросил ее под ноги Конану.
* * *
…Киммериец прервал рассказ, вспомнив свое удивление, смешанное с гневом: воистину, исчезнувший в Кордаве брегон не уставал подбрасывать все новые неожиданности! Тогда он не сразу сумел достойно ответить на вызов и даже вступил с Руадом в объяснения, пытаясь доказать рыцарю, что явился на остров вовсе не затем, чтобы вступать в схватку с первым же его обитателем.
— Быть может, этот страж не знал Да Дерга? — спросил Альфред. — Что же случилось дальше, государь?
— Я принял вызов и убил рыцаря, — сказал король. — Вернее, думал, что убил. Руад Рофесса спешился, и мы бились на мечах. Он дважды ранил меня. Он хорошо дрался, и все же я сумел поразить его, ударив в грудь и пробив доспех. Рыцарь упал и лежал неподвижно. Я поднял забрало его шлема и увидел лицо: очень красивое и спокойное. И вдруг это лицо стало таять, как весенний снег в борозде, еще немного, и осталась только пустая броня. Я проклял колдовство, тем более, что раны мои были совсем нешуточными. Мы оставили доспехи Руада посреди каменного круга и прошли через ворота.
