Алиса Акай - Иногда оно светится (СИ)
— Там семнадцать кораблей… Почти все повреждены, многие с трудом управляются. Чтоб их уничтожить хватит даже орбитального логгера средней дальности. Станция была на нашем пути. Мы не могли рисковать.
— И вы не стали. Но вы знали, что здесь сижу я. И вы нашли другой путь, уже без риска…
— Мы не знали, что именно ты. По расшифрованным кускам перехваченных сигналов мы знали, что тут лишь один человек и он герханец. Поэтому выбрали меня.
— Посчитали, что на тебя герханец клюнет наверняка, правильно… У них хороший вкус, знаешь. В таком деле ведь самое главное — подобрать правильную наживку. А потом рыбка сама клюнет. Здесь много рыбы, малыш, я давно научился разбираться во всех рыбацких тонкостях. А из тебя действительно получилась замечательная наживка. Самая лучшая. Такая, которую я клюнул и уже не смог выпустить. На это и был рассчет. Отлично. Чего я не понимаю — зачем надо было устраивать… — я почувствовал острый тошнотворный спазм, осекся, но закончил, — это. Зачем такая сложная афера? Соблазнение, игра на чувствах, вся эта имитация?.. К чему? Ты не был уверен, что сможешь отключить логгер? Думаю, ты легко с этим справился бы, раз уж за несколько часов снял блокировку терминала. Зачем была эта игра? Ведь ты мог тихо свернуть мне шею и мы оба получили бы от этого удовольствие. Тихо и незаметно, во сне… Раз — и все! Впрочем, понимаю. Пока я был жив, твое задание продолжалось, а ты тоже хотел жить. Конечно же. Ты просто оттягивал висящий над тобой приговор, правда?
Это естственно. Извини, я не подумал об этом сразу.
— Я… я…
— Ты поступил совершено правильно. Жаль, конечно, что это не спасет твоей жизни, но ты выиграл почти целый месяц. Для приговоренного человека это большое сокровище.
— Я не хотел посылать сигнал! Но я думал, что имперцы будут тут раньше всех… Пожалуйста…
— Решил, раз уж тебе все равно конец, перед смертью все-таки отправить сигнал своим? Весьма смелый поступок. А если бы герханский корабль пришел первым?
Он сник.
— Я бы послал его в последнюю минуту. Я улетел бы с тобой.
— Хватит. Давай не будем затягивать эндшпиль, он и так оказался длинней, чем требуется. Но концовка все равно хороша. Сколько терпения, сколько дерзости… Вы полагали, что герханец не устоит и оказались правы. Что еще надо старому пьянчуге с аристократическими корнями, если не возможность хоть раз в жизни обмануть самого себя, поверить в очередную, им же самим сочиненную сказку. Вы дали мне эту сказку. И я не в обиде. Она была действительно хороша. Так идеально точно подогнать… Миллиметр в миллиметр. Вы дали мне то, чего я хотел, дали вдохнуть сладкого дурмана, а я совсем не был против. Четкая, красивая работа.
Терминал издал нетерпеливый гудок. Корабль стал гораздо ближе, он явно шел на предельном ускорении, не заботясь о мягкой посадке и зря сожженном топливе. Компьютер, всегда спокойный, точный и уверенный, сообщал — оставалось сорок минут.
Сорок минут жизни. Как некоторое количество кубических литров газа, которые надо вдохнуть чтобы умереть.
Или кубических миллиметров яда, которые надо ввести в вену чтобы закончить ставший давно бессмысленным спектакль. Но мне не надо было ничего вдыхать и колоть вены, мне оставалось только смотреть и ждать. Сорок минут жизни. Довольна солидная доза, если подумать.
— Я не должен был… я… — он застонал, впился пальцами в волосы, — Я не… Мне надо было просто убить тебя, а… Я не из-за этого поцеловал тебя тогда.
— Если просто убить — тогда не было бы смысла посылать ко мне симпатичного подростка вроде тебя, сгодился бы любой. За столько времени усыпить мою бдительность мог бы каждый. Чтобы потом аккуратно свернуть шею или всадить нож.
— Мы… Они не были уверены, что ты не убьешь пленника сразу. Герханцы не любят кайхиттенов!
— Герханцы не любят ложь и предательство. Этот корабль, он ведь был пуст, да? Там никого не было кроме тебя?
— Он был на автоуправлении.
— И взорвался за пару секунд до того, как я уничтожил его, успев перед этим выпустить тщательно настроенную капсулу. Которая была запрограммирована на аварийную траекторию с предельными перегрузками. Так чтоб все выглядело как везение, но ты при этом остался бы жив.
— Все было так, — сказал он. Кажется, сил у него оставалось ровно столько чтоб не упасть, даже сидел он с трудом. Тело было безжизненным, как будто из него капля за каплей вытекли все силы, осталась только сухая мумия, — Посадка была не случайной.
— Я всегда соображал слишком поздно. А что если бы я уничтожил тебя вместе с капсулой еще до приземления?
— Я бы умер.
— Ты рисковал. Отважно с твоей стороны.
— Замолчи! — закричал он, вскакивая, — Не надо! Ли…
Он упал на пол, перекатился на бок и зарыдал. Тихо, тонко, как может скулить поранивший лапу щенок, как-то безнадежно, тоскливо. Так, как не должен плакать человек.
Я стоял над ним и не делал попытки подойти.
Когда сказка дочитана, надо уметь переворачивать последнюю страницу. Линус-Два, где ты, старый желчный циник? Что бы ты сказал на этот счет? У тебя всегда было в запасе то, что надо. Отрезвляющая порция яда.
А иногда бывают ситуации, когда до смерти хочется именно яда, потому что в глотке уже приторно и мутит от вина.
Котенок… Не беззащитный ребенок, который увидел во мне что-то, к чему осмелился потянуться, невзирая на страх. Расчетливый диверсант, знающий, какую струну надо тронуть и в какой момент. Хищник. Они все-таки добрались до тебя, друг Линус, да?.. Тогда проглатывай скорее свою порцию яда. Сколько осталось? Полчаса?
Не мало. Ты успеешь еще выпить немного вина, выкурить две или три сигареты. У тебя даже будет время сходить за патронами и спуститься на второй ярус чтобы занять удобную позицию. Они врядли будут с тобой драться, они, как и ты, слишком хорошо знают, кто такие герханцы. Уничтожат при посадке, мимоходом. Все равно приятней будет провести последние минуты у окна, глядя в небо, чем сидеть здесь. Стрелять в себя не буду — к черту. Это была бы жалкая и пошлая смерть.
Жаль, что все закончилось так, но сожаление это не острое, а давящее, щемящее, оно пахнет осенними листьями и стылой водой.
Котенок все плакал, уткнувшись лицом в пол, поджав ноги к животу. Точно пытался свернуться клубком. Я безразлично смотрел на него и думал, когда же это все наконец закончится.
Терминал тревожно загудел, издал резкий неприятный звук. На экране пестрыми мотыльками заметались сообщения, так быстро сменяющие друг друга, что едва можно было прочитать текст, вспухли уродливыми багровыми рубцами извилистые линии на графиках.
