Антонина Клименкова - Тень Радуги
— Признаюсь, мне пришлось долго ломать голову, чтобы выяснить причину твоей исключительности, — со снисходительной улыбкой смотрел на беспомощного пленника Хорник. — Ты по праву мнил себя неуязвимым! Но всё же я не терял времени даром. Я собирал знания по крупицам, терпеливо складывая мозаику. О, теперь мне многое о тебе известно, мой милый демон! Ты оказался и вправду редкостным чудовищем. Я просто поражен мастерством и жестокостью твоей создательницы! Потерпев полное поражение в войне с армией объединившихся в Гильдию колдунов, изгнанная, запечатанная в собственном замке в полном одиночестве, обреченная на вечное заточение — эта исключительная ведьма не сломалась и не сдалась. Не имея возможности кем-либо пожертвовать для ритуала сотворения демона, она принесла в жертву саму себя! Вернее — собственное нерожденное дитя, эту беспомощную человеческую личинку. Сокрушенной и изможденной, ей удалось раскрыть проход в иной мир — и призвать одного из сильнейших и злобных духов. И она заключила с ним союз, отдала этому духу жизнь своего сына, убив младенца в утробе. И дух принял жертву — и вошел в ее лоно... Даже подумать страшно, какие страдания ей пришлось вынести! Каждый демон, заполучив вожделенное тело, стремится убить своего создателя. Готов поклясться, ты не был исключением, мой милый Иризар. Ты, младенец-демон, рвал и грыз изнутри свою мать, не ведая жалости... Но колдунье каким-то образом удалось вытерпеть все эти мучения. Она приручила тебя, напитала своей кровью. Она возлюбила тебя — но не как чадо, а как оружие мести. Ты же познал то, что не дано знать бесплотным духам иного мира — ты был рожден, вскормлен сладким материнским молоком... Демон, неужели ты забыл всё это?
Нет, он всё помнил. Демоны никогда ничего не забывают. В отличие от слабых человеческих существ, в его памяти сохранился каждый миг — отчетливо и ярко. Он помнил каждое мгновение своей долгой жизни. И бессмысленное, бесконечное метание в пустоте иного мира, где демонические духи терзают в завистливой злобе души умерших или еще не рожденных... И помнил сладостную боль земного воплощения. Нежную мягкость живой колыбели, убаюкивающий голос... Потом — первый глоток воздуха, первый крик, раздирающий легкие — звук собственного голоса... Каждый неприкаянный дух иного мира мог только мечтать о том, что доступно лишь ничтожным человеческим душам! Но ему — ему одному из всех выпал шанс испытать всё это...
— Запертый в крошечном, жалком, беспомощном тельце, ты был неспособен сопротивляться ее чарам. Она околдовала, опутала тебя своей лаской, нежностью? О, ты ошибался, милый Иризар, принимая ее заботу! Она лелеяла не тебя, а мечту о свободе. Ну, что ты молчишь, демон? Кем ты считал ее для себя? Матерью? Повелительницей? Любовницей? Подозреваю, пока ты рос, превращаясь из ангельски прелестного дитя в очаровательного отрока, лишенного собственных желаний почтительного юношу, колдунья пользовалась твоей покорностью как только вздумается! Разве я не прав?
Иризар не позволил себе даже малейшего движения. Он будто не слышал этих слов — хоть внутри всё пылало ненавистью, захлестывало сознание огненной волной. Он изо всех сил пытался нащупать брешь в непроницаемой защите, которой окружил себя предусмотрительный монах. Но тот не напрасно похвалялся своими знаниями...
— Светлые Небеса, так вот в чем ты сошелся со своим некромантом! — сделал открытие Хорник. — Вы оба выросли не сыновьями — а надеждами, оружием своих матерей! Какое трогательное взаимопонимание.
— Полагаю, — произнес аббат, — ты даже самостоятельно научился какому-то особому колдовству, которое помогло сохранить жизнь в стареющем, смертном теле твоей госпожи столь долгий срок. Да? Я снова прав — я вижу это в твоих чудесных глазах... Как же я хочу узнать эту твою тайну! Получив живое тело человека, в отличие от прочих демонических тварей, тебе пришлось пройти через пору детства и взросления. Но ты остановился в неувядающем расцвете. Как тебе это удалось, Иризар? Твой демонический дух врачует раны твоего, по сути, беззащитного тела...
Взяв с подставки нож, аббат медленно провел острым лезвием по щеке демона. Из разреза пролились алые капли, смешались с черными полосами. Хорник провел пальцем по стремительно исчезающей ране, собирая кровь. Слизнул каплю.
— Как интересно, — пробормотал он. — Твои слезы черны — а кровь красная и на вкус не отличается от человеческой. Возможно, моя задача окажется не столь трудной, как мне представлялось.
За спиной аббата мелькнула глумливая рожа еще одного монаха. Он радостно разевал безъязыкий гнилой рот, трясясь в беззвучном смехе, предвкушая удивительную потеху.
— Как жаль, что ты не видишь мою машину, она возвышается позади тебя — прекрасное творение моей мысли, моих научных изысканий! — проговорил с гордостью Хорник, устремив взгляд на нечто, находящееся за креслом пленника. — Я создал ее специально для тебя, мой демон. Эта машина крепко сожмет тебя в своих объятьях — и выпустит из тебя всю кровь, капля за каплей. Но вы, демоны, живучие твари — и через несколько часов ты уже залечишь свои раны. И тогда для тебя пытка начнется с начала, я буду резать тебя снова и снова — до тех пор, пока ты не покоришься мне полностью. Ведь вы, демоны, так не хотите умирать! Так не желаете возвращаться назад в холод преисподней! И поэтому, рано или поздно, ты согласишься мне покориться, ты станешь моим послушным рабом... Не беспокойся, я испытывал ее много раз на звероподобных тварях. О, поверь мне! Их мучения были прекрасны! Они становились совершенно беспомощны перед моей волей!..
Немой монах сунулся слишком близко к демону, полез грязными пальцами к лицу потрогать черные слезы. Увидев это, аббат пришел в ярость — ревниво пнул помощника. Тот согнулся в покаянном поклоне, но хозяин, выхватив плеть, висевшую у пояса, размашисто отхлестал его, безжалостно превратив лицо в алое месиво. Скуля и мыча, монах на карачках отполз к двери. Но аббат утолил свою злость, лишь когда собственной рукой перерезал помощнику горло.
Расправившись со слугой, Хорник вернулся к пленнику.
— Я покривил душой, сказав, что ты не изменился за эти годы, — продолжил он совершенно спокойно. — Ты стал на удивление чувствителен. Твое человеческое воспитание в итоге пагубно подействовало на демоническую суть, сделало тебя слабым. Я сразу заметил, как ты привязан к своим приятелям. И как очарован новым господином, этим смазливым глупым щенком. Твои приятели тебе всё еще дороги? Тогда я предлагаю тебе сделку — твоя жизнь в обмен на жизни тех, кого ты любишь... Да-да, не скрывай хотя бы от самого себя — ты научился этой глупости у людей!.. Если угодно, могу вдобавок к этой цене присовокупить жизни короля Стефана и той самоуверенной стервы, герцогини Эбер — так, ради милосердия. Право, как жаль, что мне пришлось казнить твоего драгоценного господина! Уверен, его жизнь на чаше весов не позволила бы тебе раздумывать.
