Сергей Шведов - Клан двурогих
По слухам, у принца Бьерна в лучшем случае было тысяч десять-пятнадцать конных дружинников и тысяч двадцать разного сброда. Король Кеннет имел под рукой и того меньше. Гуяров в Приграничья собралось куда больше, не говоря уже о том, что это были отборные бойцы. Поражение октов объяснялось внезапностью, предательством арверагов, разобщенностью клана, не в добрый час затеявшего усобицу.
На совете вождей было решено, не втягиваться в стычки с восставшими смердами, а, собрав в кулак все силы, двигаться к столице Киммаркии, уничтожая все лэндские поселения на пути. Это заставит Кеннета принять сражение, иначе все Приграничье превратиться в пустыню.
Императором гуярского войска, с благословения благородной Ингерны, был избран Квелин из Киммарков, опытный военачальник, прошедший в свое время полмира, от Большой воды до Восточных лесов. Благородная Ингерна выступила вместе с войском, как и подобает истинной гуярке, верхом на боевом коне и с тяжелым отцовским мечом у бедра.
Король Кеннет отходил, не принимая боя, осыпая наседающих гуяров, градом стрел из засад. Квелин из Киммарков торопился разделаться с Кеннетом до подхода принца Бьерна, который, по донесениям лазутчиков, уже приближался к Расвальгскому броду. Отступая к Хальцбургу, Кеннет время от времени огрызался. Его конница наносила стремительные удары по флангам гуярской пехоты и мгновенно исчезала в зарослях Ожского бора. Такая тактика ведения войны раздражала гуяров, но головы они не теряли, в лесные дебри по глупому не ломились, а четко и размерен двигались к цели, столице Киммаркии.
На подступах к столице, неподалеку от замка Отран, Квелин остановился на привал, далеко разбросав по округе конницу, приглашая своей якобы неосмотрительностью лэндцев к атаке. Но под синими гуярскими шатрами вместо уставших пехотинцев ждали своего часа пушки, а сама пехота, разделившись на две части, укрылась за ближайшими холмами, в оврагах и зарослях подступающего к замку Ожского бора.
Расчет Квелина оказался верен: Кеннет не заставил себя ждать. Видимо, стремление воспользоваться беспечностью неприятеля оказалось сильнее обычной осторожности. Кеннет атаковал стремительно, и, судя по всему, гуярские разведчики сильно преуменьшили его силы. Это была первая неожиданность из подстерегавших в этот день Квелина из Киммарков. А вторая и вовсе поставила его в тупик: конница лэндцев не стала атаковать раскинувшийся перед ней гуярский лагерь, а ударила сразу в двух направлениях, по притаившейся в засаде за холмами пехоте. И прежде чем пришедший в себя Квелин успел отдать приказ, разворачивать пушки, из замка Отран и с соседнего лесистого холма, который, по уверениям лазутчиков, еще сегодня по утру чист как совесть киммарка, заработала артиллерия. Выскочившая на помощь пехоте гуярская конница попала под плотный обстрел, смешалась и стала рассыпаться. А в довершение всех бед в тыл коннице ударили подошедшие дружины принца Бьерна. Преимущество лэндцев в людях оказалось двукратным, и это решило дело. Гуярская пехота, потерявшая строй, была уничтожена. Коннице повезло больше – кого-то спасла резвость коней, кто-то вовремя нырнул под защиту Ожского бора. Победители преследовали бегущих.
Карета Ингерны сломалась почти в самом начале бегства. Охранявшие ее родичи были вырублены начисто подоспевшими варварами владетеля Ожского, а сама принцесса с маленьким Леиром на руках укрылась в зарослях, оглушенная всем происшедшим и почти потерявшая рассудок. Еще сегодня достойный Квелин уверял ее, что взятие Хальцбурга – дело решенное. Серые глаза его при этом восхищенно скользили по ее фигуре. Квелин был не стар и, вероятно, рассчитывал на благодарность Ингерны. И она ему эту благодарность почти обещала: в конце концов, в ее положении надежный человек рядом никак не помешает.
Но сейчас все это уже потеряло смысл: киммаркское войско было буквально смыто невесть откуда нахлынувшей лэндской волной. Достойный Квелин был убит, а сама Ингерна с ребенком на руках и ужасом в сердце была выброшена под сень Ожского бора, который не столько защищал, сколько пугал ее.
Ребенок молчал. Ингерна испугалась было, но, как вскоре выяснилось, Леир просто спал, прижавшись крохотной щекой к корсажу ее платья, надетого по утру специально для торжественного въезда в столицу. Все пошло прахом. Квелин оказался таким же ничтожеством, как и Хольдрик. А торжествует над всеми суранец Бьерн, который оказался самой страшной ее ошибкой. Знала же, чувствовала, что этот человек не тот, за которого себя выдает. Разве смог бы суранский плебей подмять под себя гуярскую принцессу?! Как же она была глупа, и как, наверное, смеется над ней сейчас лэндский принц.
В изнеможении Ингерна опустилась на траву, прижимая к груди спящего Леира. Ее белое платье было разодрано в клочья, ноги исцарапаны в кровь, а главное, она не знала, куда идти, где, в каком месте приклонить голову, помутившуюся от страшных потрясений. Она боялась леса, но еще больше ее страшила подступающая ночь. Люди, рыскающие по лесу, были чужими, она слышала их голоса и хриплые крики соплеменников, зарубленных безжалостной рукой.
Леир проснулся и заплакал, испуганная Ингерна тут же сунула ему грудь. Ребенок умолк и зачмокал толстыми как у отца губами. Она и любила суранца Бьерна и ненавидела одновременно, но даже сейчас не жалела о своем безрассудстве. Этот неведомо откуда явившийся человек и был самым светлым пятном в ее жизни. Потом суранский торговец исчез, и возник принц, но в ее сознании два этих образа так и не слились в один. Страшно было сознавать, что ее, благородную Ингерну, обманул человек, которому она доверила свою честь, свою жизнь, свою корону, свою любовь. Плод этой любви лежал у нее на коленях, а Бьерна не было. Был другой, жестоко надсмеявшийся над ее планами, погубивший не только ее жизнь, но и будущее ее сына. Не мог этот принц быть ее Бьерном, не имел права.
Леир плакал. Ингерна холодела от ужаса, слишком уж близкой была погоня, она уже чувствовала храп коня за спиной. И бежала, обезумев, пытаясь укрыться в тени чужого враждебного леса. Пока не упала, едва не раздавив Леира тяжелым, задохнувшимся от долгого бега и ужаса телом. Всадник спешился: она слышала, как звякнули стремена. Ингерна не успела вонзить кинжал в свою вздымающуюся грудь. Сильная мужская рука перехватила ее дрогнувшую руку. Широкий гуярский кинжал упал на траву рядом с заходившимся в крике Леиром.
Человек, помешавший ей убить себя, был немолод. Большие глаза его сочувственно смотрели на Ингерну. Леир, взятый им на руки, быстро успокоился.
– Идем, – сказал лэндец Ингерне, заворачивая ребенка в свой плащ.
