Катарина Керр - Чары зари
Элейно схватил Перрина за рубашку одной огромной ручищей и поднял его на несколько футов над землей.
— Доставишь мне хоть малейшее беспокойство, и я тебя выпорю. Понял?
Перрин только завизжал в ответ. Элейно легко перебросил его через борт, и Перрин шлепнулся на палубу. Капитан дал знак матросам, таким же темнокожим и огромным, как и он сам.
— Отведите его в трюм и проследите, чтобы во время плавания его кормили и давали пресную воду.
Хотя со стороны капитана корабля было очень мило позаботиться о том, чтобы пленника кормили, это оказалось пустой тратой продуктов. Как только корабль вышел в открытое море, желудок Перрин решил вывернуться наизнанку. Морская болезнь накатывала на него волнами, он лежал на соломенном тюфяке, стонал и мечтал умереть. Время от времени к нему заглядывал кто-нибудь из матросов, проверить, как он там, но на протяжении всего тридцатичасового плавания ответ был одним и тем же. Перрин смотрел на них слезящимися глазами и умолял повесить его и покончить с мучениями. Когда корабль наконец причалил в Аберуине, морякам пришлось выносить Перрина на руках.
Лежание на досках причала, Перрин воспринял как приход в райские обители. Обеими руками он держался за неотесанное грязное дерево и думал, не поцеловать ли его. Прохладный морской воздух прочищал ему голову, уходили последние позывы к рвоте. К тому времени, как прибыли люди гвербрета с телегой, Перрин почти радовался жизни. Даже водворение в новую камеру не испортило его хорошего настроения. Пусть он сидит взаперти на грязной соломе, но она покрывает настоящий прочный пол.
А затем хорошее настроение улетучилось. Он замерз, и ему становилось все холоднее. День был серым и туманным, холодный ветер залетал в зарешеченное окно. Перрину не дали ни одеяла, ни даже плаща. Он сжался в углу и зарыл ноги в солому, но вскоре принялся дрожать всем телом. К тому времени, как кто-то подошел к двери, у него потекло с носа. Дверь открылась. На пороге появился высокий старик с копной белых волос. Он был одет в простые серые бригги и рубашку с вышитыми красными львами. Когда старик заговорил, у Перрина все тело свело судорогой. Потом на него словно набросилось множество невидимых котов, которые принялись драть его когтями, впиваясь так глубоко и болезненно, что он закричал и стал корчиться на полу.
— Прекратите! — приказал старик кому-то невидимому. — Вы все, прекратите это немедленно!
Перрин покорно застыл на месте, и боль исчезла. Перрин удивился — почему старик обращался к нему на «вы», да еще называл его: «вы все».
— Прости, парень. Меня зовут Невин, я — дядя Мадока.
— Вы тоже колдун?
— Да. Тебе лучше делать все, что я скажу, или…или я превращу тебя в лягушку! Пошли. Судя по твоему виду, ты серьезно болен, а у меня есть разрешение регентши держать тебя в обычной комнате под стражей.
Перрин высморкался, вытер нос рукавом, затем встал, стряхнул солому и задумался, каково было бы всю жизнь прыгать по болотам. Когда он случайно встретился с Невином глазами, то взгляд старика пронзил его до глубины души. Мастер двеомера не спеша просмотрел его сознание. Наконец, тряхнув головой, Невин отпустил Перрина.
— Да, ты действительно большая загадка. Ясно, почему Мадок отправил тебя ко мне. Ты близок к смерти. Ты это понимаешь?
— Я просто простыл, господин. Наверное, я простудился на том ужасном корабле.
— Я не имел в виду простуду. Ну, пошли.
Когда они пересекали двор, Перрин поднял голову. Он увидел высокий комплекс с брохами и обратил внимание на то, что башни качаются. Только тогда он понял, что у него жар. Невину пришлось помогать ему подняться по лестнице в небольшую комнату. Перрина поразила сила старика, который почти на руках поднял его наверх и опустил на узкую кровать.
— Снимай сапоги, парень, пока я развожу огонь.
* * *Усилие отняло столько сил, что их едва хватило, чтобы забраться под одеяло. Перрин уже засыпал, когда в комнату зашел Элейно, чернокожий капитан корабля. Пленник так устал, что никакие разговоры не могли разбудить его.
— Внешне он не производит впечатления, не так ли? — спросил Невин.
— Именно это я и сказал, когда увидел его впервые, — озадаченный Элейно покачал головой. — Конечно, после столь долгих пыток морской болезнью человек никогда не выглядит лучше. И его совсем недавно сильно избили. Одного зуба недостает, свежие шрамы, синяки. Саламандр сказал мне, что его на дороге подловил наш Родри.
— В таком случае, меня удивляет, что Перрин все еще жив.
Вот именно. Саламандр не знает, почему Родри не убил его, и я сам не имею об этом ни малейшего представления. Хорошо, он жив и представляет для нас загадку, которую нужно разгадать. Посмотри его ауру.
Элейно склонил голову набок. Пока он осматривал воздух вокруг спящего Перрина, его глаза начали косить.
— Это самая странная аура, какую я когда-либо видел, — наконец заявил бардекианец. — Цвет не тот и все внутренние узлы разбалансированы. Ты все-таки считаешь его человеком?
— Что? А кем еще он может быть?
— Не представляю. Просто я никогда в жизни не видел человека с такой аурой… Как, впрочем, и эльфа, и карлика.
— Ты прав. Над этим стоит задуматься. Если он — какая-то чужеродная душа, запертая в человеческом теле, то это объяснит очень многие вещи. К сожалению, нам может никогда не удастся выяснить правду. Он очень серьезно болен.
— Ты можешь его спасти?
— Не знаю. Я считаю своим долгом попробовать. Несмотря на то, что он сделал с Джил. В конце концов, он страдает. Кроме того, я считаю, мы должны выяснить об этом странном существе все, что удастся. Но, боги, до чего же мне сейчас мешает эта лишняя ноша!
— Я уже думал об этом. Я могу провести зиму здесь, если тебе требуется моя помощь. Отправлю послание жене на каком-нибудь другом корабле.
Невин собрался что-то сказать, но помедлил, раздумывая, что случилось с его голосом. Внезапно он понял, что готов расплакаться. Удивленный, Элейно положил руку ему на плечо.
— Спасибо, — наконец выдавил Невин. — Боги, я так устал…
* * *— Я едва ли теперь знаю, что думает король, — сказал Блейн Мадоку. — Задумываюсь, не надавил ли я на него слишком сильно.
— Может, и так. Наш сеньор — человек обидчивый. Он ревниво относится к собственной сильной воле. — Мадок помедлил, взбалтывая мед в кубке. — С другой стороны, я думаю, что холодность нашего сеньора вызвана, скорее, гвербретом Савилом, нежели вашей предполагаемой бестактностью.
Блейн поморщился. Он и сам, конечно, прекрасно знал, что он никакой не придворный и нет у него изысканных манер. Однако ему вовсе не нравилось, когда на это указывали.
