Наталья Бульба - Прогулка в бездну
Маргилу встал плечо к плечу с сыном и взглядом молил меня сделать то, что они просят.
А я, уже не понимая — зная, что предстоит тем женщинам, чьи едва укрытые прозрачной тканью тела я успела увидеть, не могла двинуться с места. Кляня себя за бездействие и уговаривая не сломаться. Догадываясь, что эта ночь, если мне доведется выжить, еще долго будет преследовать меня. Как ночь моего позора, когда я была вынуждена пожертвовать малым, ради того, чтобы спасти большее.
Возможно, спасти большее.
Но я не могла развернуться и уйти. Зная…
Зная, что означает тот возбужденный гомон, слившийся с жесткой ритмичной музыкой, в которой в бое барабанов слышалось что-то первобытно-животное, срывающее оковы с сознания, вытягивая из скрытых воспитанием глубин не чувственность — неутоленную страсть. Зная, что тянет туда, где в аромат цветов начал вплетаться еще один запах — запах сильного мужского тела, в котором проснулось желание обладать. Даже если за это обладание будет заплачено кровью. Зная, что вполне могла бы сейчас быть там, где сейчас были чьи-то дочери, сестры, жены….
И ощущая это, я не могла уйти. Потому что это был тот мир, который я собиралась назвать своим врагом. А своего врага….
— Я приказываю вам отойти.
Мой голос был тих. В нем не было гнева. В нем не было все сметающей на своем пути ярости. В нем было лишь требование, высказанное таким тоном, что ни один из них не посмел ослушаться.
Но как же скоро я пожалела об этом.
Они разошлись, давая мне возможность видеть. Но стоило мне хотя бы шевельнуться, хотя бы малейшим движением дать им предположить, что я намерена вмешаться в происходящее, как я была бы немедленно остановлена.
И я понимала, что своего они добьются любым, даже самым жестоким способом. Потому что также как и я знали: я не могла рисковать жизнями тех, кто рассчитывал на меня, отправляя на Дариану.
Но они могли не беспокоиться — двинуться я не могла. И не только потому, что осознавала, к чему это приведет.
Увиденное не лишило меня сил — оно сделало меня практически всесильной. И все, что я видела…. Все, что я чувствовала…. Все, что огнем пожирало мою душу, давало мне возможность победить. Как только для этого наступит время.
И поэтому…. я смотрела, сдерживая стон в до боли прикушенной губе и сжав кулаки. И еще сильнее укрепляя блоки, чтобы их не снесло волной леденяще холодного гнева.
Это была…. бойня. Та самая, предполагая которую Элильяр готов был пожертвовать мною, сыном, но сделать все, чтобы ее остановить. Остановить не взирая ни на что, не взвешивая цену, не оценивая удачу.
И как хорошо я его теперь понимала.
Бой барабанов, звон мечей, несмолкаемые на высокой ноте крики, в которых просьбы о помощи сплетались воедино с воинским кличем и торжествующими воплями.
И на черном не видно крови, но алый цвет на белоснежных колоннах, на стенах, на телах тех женщин, которых вышедшие из схватки победителями насиловали тут же, на залитом красным полу. Разрывая в клочья то, что и одеждой-то назвать было нельзя. Оставляя на нежной коже притягивающие взгляд своей пугающей реалистичностью кровавые разводы.
Рядом с трупами побежденных. Рядом с такими же, беспощадными и неистовыми. Рядом….
И женщины в белом так рядом…. И улыбки на лицах…. И гул… И бой барабанов…. И толчками кровь в висках: держаться….
— Почему она здесь?!
Черные глаза так близко, что кроме них больше нет ничего. И в них…. тоже нет ничего, кроме бескрайней бездны гнева, усыпанной серебряными звездами боли. Его голос пробивается сквозь бьющий в уши ритм. Черная ладонь, украшенная серебряным рисунком, медленно, очень медленно, так, что я успеваю различить каждый завиток, несется к моему лицу, то ли желая унизить меня еще сильнее, то ли…. пытаясь вернуть в действительность.
Еще не понимая, я уже пытаюсь уклониться от удара, но Сэнар успевает перехватить руку Вилдора и держит до тех пор, пока в наших глазах — его и моих — не начинает проявляться осмысленность.
— Уведите ее отсюда немедленно.
Его вторая фраза была значительно спокойнее, чем первая. Если не сказать, что она совершенно лишена каких-либо эмоций. Словно растянутая на пару ударов сердца схватка с моим тером забрала их все, стерев из взгляда, голоса, движений.
— Как прикажет мой Ялтар. — Сэнар выпустил руку Вилдора из своей ладони и склонил голову. — Пойдемте, моя госпожа.
Словно это не он, мгновение назад, посмел остановить своего Правителя. Впрочем, тот сам поручил ему мою защиту. Да и не имело это сейчас особого значения.
Сейчас слишком многое уже не имело значения.
Как и замерший в своем великолепии за нашими спинами Правитель Дарианы. Позволивший мне узнать так много о себе, о своей жизни, о своем народе, что все, что я могла сейчас испытывать по отношению к нему — искреннюю благодарность. Ведь он открыл мне глаза. И… дал решимость.
— Ярангир, — позвала я идущего чуть впереди воина, как только мы покинули зал, — ты не мог бы вытащить из этого бедлама Гадриэля и Ригана?
Его взгляд на меня…. был слишком внимательным. Но, даже если он и предположил что-то, свое мнение решил оставить при себе.
— Хорошо. Я приведу их.
— Осталось найти Асию. — Задумчиво протянула я, пытаясь сообразить, видела ли я свою подругу в зале и опасаясь вспомнить ее лицо.
И вынуждена была резко остановиться, потому что Маргилу смотрел на меня с какой-то растерянностью.
— Что еще случилось, чего я не знаю?
Говорить я уже не могла — только шипеть. И то… очень нечленораздельно.
— Сегодня в Храме Черных воскрешают условно погибшую на Лилее Жрицу. — Не стал испытывать мое терпение брат моего предка. — Асия, как представительница правящей ветви находится там.
— Когда это стало известно? — Уже понимая, что случайностью здесь даже не пахнет, но не потеряв последнюю надежду на это, уточнила я.
— Буквально перед самым приемом. — Вместо Талтара ответил Сэнар.
Что было и неудивительно. Вряд ли моя подруга поторопилась встретиться со своим несостоявшимся возлюбленным и его отцом.
— Сэнар, ты сможешь ее оттуда забрать?
— Я ее приведу. — Перекинувшись с сыном взглядом сказал Маргилу. — Но после того, как ты хотя бы намекнешь на то, что задумала.
Хотела бы я усмехнуться, вот только…. усмешка получилась бы слишком горькой. Как можно было задумывать что-то, когда все происходящее вокруг меня напоминало полный безумия экспромт. Или… настолько выверенный кем-то план, что оставалось только восхищаться столь отточенной продуманности, в которую отказывался верить разум.
