Василий Тарасенко - Драконий Катарсис. Изъятый
— Ты уверен, что все в порядке? — Рык все еще катался на языке, холодя сердце.
— Более чем, — слегка улыбнулся мой сын.
И он с эльфами поспешил удалиться из сада, оставив меня кипеть от бешенства.
— Тш-ш-ш, — раздалось рядом, и ладони нагайны стали успокаивающе скользить по моим плечам. Это было так… нелепо и неожиданно, что я икнул.
Лайсси улыбнулась и прошептала:
— Это такая же помолвка, как у нас с тобой, Терри.
— Ты, я смотрю, быстро освоилась, — добродушно ответил я.
А потом случилось то, от чего моя крыша со свистом умчалась, помахивая хвостиком. Лайсси мягко обхватила мое лицо, прикрыла глаза и очень невесомо поцеловала… Да что же за телячьи нежности!
С этой мыслью я сгреб свое счастье в охапку и откликнулся со всей страстью истосковавшегося по женщине подводника. Ободряющие вопли каких-то наглых эльфов с эльфийками и прочих дурней растворились в биении жизни вокруг нас.
Глава 10
ТО, НА ЧТО СМОТРЕТЬ НЕ НАДО
Я слышу каждую каплю дождя, ударяющую в прозрачные панели над нами. Сад дышит моей дрожью, смотрит изумрудными глазами, слушает шелестом травы под нашими телами. Моя змеедева плотно жмурится и выгибается, подрагивая и почти скуля сквозь стиснутые зубы. Когда пальцы касаются ее загорелой кожи, словно искорки бьют между нами, заставляя шевелиться волоски на всем теле. Это — бесконечное ощущение полета, какого я никогда до сих пор не испытывал. Невесомо мягкая земля, усыпанная травой и опавшей листвой, качает нас на своих ладонях, бросая то под темную страсть теней, то под серые лучи дождливого дня.
Она дышит мной, я дышу ею, и большего не надо. Эти гладкие плечи, бархатные руки, алебастровая кожа… Я исследую ее тело с дотошностью истинного ученого. И дышу вместе с ней, в унисон перекатывая наше дыхание из губ в губы. Задыхаться? Некогда… Жить? Всегда.
Чуть впалый живот молодой наложницы подрагивает в такт моим ладоням, играющим пламенем встречного желания. Безумие плещется в зажмуренных глазах, струясь по зеленым волосам. И я пью его, опаленный зноем растворяющегося мира. Пью с жадностью космоса, поглощающего звезды. Пью с нежностью усталого путника, нашедшего на пути целебный источник. Она отдается моим прикосновениям полностью, самозабвенно и страстно, прикусывает губы, поблескивая влагой в уголках глаз. И это только от прикосновений! Я и сам готов заплакать от тягучего томления, растекшегося по телу. Это невыносимо… Сказочно, удивительно и жестоко.
Тонкая кожа на ее боках откликается вибрацией ветерка, скребущего в окно. Ноги сами разъезжаются, давая больше доступа к нежным секретам. Когда мои губы касаются этой светлой бронзы, Лайсси вновь стонет, подается вперед всем телом, выгибается и безумно впитывает свет солнца, которого давно не видела эта земля. Я чувствую, что должен знать каждый сантиметр этого тела, каждую складочку, каждый жадный вздох или стон.
Я растворяю ее в себе, растворяюсь в ней. Стройные ноги обнимают, прижимают к драгоценному телу. Мы перекатываемся, и вот я на спине. Под лопатками хрустит сухая веточка. Ее руки требовательно прижимают меня к тверди, а водопад зеленых волос ударяет в лицо жарким шепотом:
— Позволь, я…
Пятна зелени над головой, смешанные с серой агонией неба, качаются от моего рваного дыхания. Ее губы, сначала неловкие, но такие страстные и собственнические, вскоре приобретают уверенную твердость хозяйки… Хозяйки моей жизни, души и тела. Теперь уже я плавлюсь и теку, отдаваясь жадной ненасытности. И раскаты грома где-то далеко над головой победно содрогают вселенную.
Пальцы нагайны блуждают по моему телу, вспарывают кожу огненными токами животной неизбежности будущего. И я отдаюсь этим прикосновениям, чувствую, как в груди рождается то ли вой, то ли крик. Моя душа поет, наполняется ощущением обретения потерянной части самой себя. Горячее дыхание змеедевы блуждает по нервам, вбивает гвозди в сгибы конечностей, в грудь, в живот, в ноги…
Нетерпеливые руки Лайсси тянут за ткань шорт, заставляя меня приподняться над землей. Шорты сползают по ногам, словно змеиная кожа, сброшенная за ненадобностью. А ее раскаленное дыхание принимается обжигать самые потаенные уголки. Здесь уже не чувствуется неопытности. Похоже, ее все-таки готовили во дворце нагов для всякого такого… Выбросив эти мысли из головы, я отдаюсь океану тонкой чувственности.
Горизонт так близок и ярок, но пока рано! Я уверенно отнимаю у нее себя. И мы перекатываемся вновь. Я тоже жадный, также хочу впитать, ощутить, слиться воедино. Она еще не готова дойти до конца, но за этим дело не станет. Оттого что она — моя до последнего волоска, до клочка сбитого дыхания, до исступленного шепота. Ласкаю, поглощаю и отпускаю… Но лишь на миг. Только для того, чтобы вновь слиться воедино. Моя женщина дрожит. Она все ближе к нашей цели. И я веду ее к тому сокровенному моменту, когда вселенная готова взорваться. Все наши чувства остры и всепоглощающи. Веду ее, веду, все быстрее, наглее и страстнее… И не довожу, чтобы дать ей возможность выдохнуть, на миг проснуться от яркой неги. Слышу шепот:
— Дай… мне… силы…
Ты моя, змейка, только моя. И только со мной ты чувствуешь ЭТО. То, что так яростно спаяло нас, слило, слепило, смяло и продолжает крутить на гончарном круге жизни. Это рассвет над горами, когда туман скатывается в тени меж слепящих снежных вершин, захватывая дух и унося его далеко-далеко. Это звездная ночь, напоенная ароматами трав и блеском сияющих звезд. Это свирепое море, хватающее твой восторг на волну и несущее его то вверх, то вниз. Это серебристые колоски ковыля, гнущиеся под ладонью, когда ты идешь по бескрайнему полю навстречу тем, кто тебе дороже всего на свете. А она шепчет:
— Да… Дай мне силы…
Ерзает, жадно набрасывается. Мы играем на грани взрыва. И не даем ему прийти. Рано, рано, рано… Нас все меньше в этом мире. Мы уже в другом, лучшем, ярчайшем, пылающем, разорванном страстью мире, где нет места никому, кроме нас двоих. Есть еще пустота рядом, есть, но мы не обращаем на нее внимания. Придет время, и нас будет трое. Легкий страх опускается на наши тела под сенью эльфийского сада. Что же будет тогда? Мы взорвемся? Или взорвем вселенную?
Сила бурлит во мне, требуя выхода. А Лайсси передо мной готова принять ее во всей полноте. И я вхожу в это чувственное тело, слыша громкий стон, отражающийся от миллионов глаз вокруг. Эти глаза принадлежат не нам и не тем, ктск живет. И не тем, кто мертв. Они — лишь жадные свидетели нашего единства. Вхожу сильнее, до конца. Она подается навстречу резко, жадно, съедая мою страсть без остатка. Моя змея, жадная и беспощадная, любимая и пьянящая… Моя зеленая змея. Я подсел на тебя на всю оставшуюся жизнь.
