Николай Ярославцев - Меч Шеола
И всплеснула руками.
— Ну, вот, мы и дем, а Копытиха, подруга называется, ни сном, ни духом. А я на пироги надейся после этого!
Но уже летит, косолапя и заваливаясь на бок, бэр, оглашая лес радостным ревом И Копытиха, увязанная платом до бровей, вышла встречать их, спрятав почерневшие от работы и старости, руки под перредник.
Заприметив Ягодку, берегиня резво отскочила в сторону, а Влада предусмотрительно укрылась за спиной Радогора. Вран же пронзительно закричал, торопливо сорвался с плеча, предвидя печальный исход радостной встречи, и в два взмаха крыльями перелетел на кровлю избы.
Рыча и страдая от счастья и возмущения, бэр подлетел к Радогору, сшиб его с ног и, ворча и стеная, принялся поочередно облизывать того и другого.
— Отпусти, дурень! — Взмолился Радогор. Не щенок. Серьезный зверь. А ведешь себя, хуже не куда. Кости так мне переломаешь.
До самой избы бэр бежал, повизгивая и заглядывая в их лица, словно пытаясь узнать, где они были. — здравствуй, матушка…
— И так видно, что здорова. Что с ней сделается. Она по болоту не ползала. — Заторопилась кикимора. Про ее здоровье спрашивать, только время терять. Что вдоль, что поперек себя. А иные еле ноги обратно притащили. А про здоровье у них ни кто не спрашивает.
Копытиха улыбнулась. Давно перестала обижаться на свою вздорную подругу. Поняла, на кикимору обижаться, себе дороже встанет.
— Долго ходили… — Сказала она, обращаясь к Радогору, и окидывая его внимательным, все подмечающим взглядом. Покосилась глазом на мешок и укоризненно покачала головой. — Напрасно принесли это. надо было там оставить.
— Нельзя оставлять было. И людям показать надо будет. Пусть увидят, кто им столько лет жизнь портил. Кто — то духом воспрянет, кто — то надежду потеряет. И разноголосица утихнет.
— И так можно. — Согласилась Копытиха, хотя сомнение в голосе осталось. — Я раньше вас ждала…
— Седьмицы не проходили. — Радогор удивленно вздернул брови. — Куда же меньше. Пока туда дошли, пока обратно. И от туда не сразу убежишь. Болото, матушка. Не торная тропа.
На лице Копытихи появилось удивление.
— Седьмицу, говоришь. Не проходили? Оно и видно. А от болота что — нибудь осталось. Или не успели истоптать?
Кикимора только этого и ждала.
— Ой, подруга, совсем я осиротела. — заголосила, запричитала она. — Нет теперь моего кормильца. Только и осталось от него, что чисто озеро. И хоромину свою теперь не отыщу. А что уцелело, так он огнем пожег.
— Упырь?
— Было когда Упырю на это оборачиваться. — Презрительно фыркнула берегиня. — Ему бы ноги во время унести. Вот он, Радогор.
И словно не она только что причитала, буднично спросила.
— Чем кормить нас с дороги собралась, подруга? Не помню, когда и еле в последний раз. Аки птица небесная крошки хлебные, осклизлые клевала. Тем и жила. А ты стала в дверях столбом, расшаперилась поперек, к дверям не подойти. И мимо не проскочить. Радогор сказал, у тебя пироги в печи стоят?
— Ну, если Радогор сказал… — Улыбнулась Копытиха, отступая в сторону. И повернулась к нему. — Ее здесь оставь. Не носи в избу. Сна не будет. К ветке привяжи и заклятием заслони.
Пропустила берегиню вперед.
— Долго же он вас по болоту водил. Я уж и ждать отчаялась. Особенно, когда загремело да загрохотало болото и ветер засвистел шальной. И на воду глядела, и на камнях раскладывала, а перед глазами одно, ночь… Так уж и не одна, две седьмицы минуло, третья началась.
Радогор и Лада переглянулись, но промолчали.
А потом уж, когда пламя поднялось над болотом, догадалась, что таки добрались вы до него.
— Матушка, не пойдем мы сразу к столу. Грязь кокорками насохла. — Сконфуженно проговорила Влада. Ополоснуться бы прежде. Это радогор будто в утренней росе умылся, а я как свинюшка вся перевозилась.
— Ну, так и беги в баню. Что ни день, жду да подтапливаю. Все вас поджидала. Только железо в избе оставьте. А на подругу же мою не берут, не меняют. Она и одна за столом отгостит.
И переваливаясь утицей, скрылась в избе. Радогор снял со спины Влады меч, растегнул поясной ремень с боевым ножом и шагнул следом за ней. Повесил все на деревянный штырь, вбитый в стену и пошел вдоль нее, приглядываясь к травам.
— Ты что там потерял, Радогор? — Копытиха подняла голову над сундуком, в котором копалась, подбирая для княжны подходящее платье.
— Травку я у тебя одну, матушка, видел. Глаза прополоскать надо.
— Значит верно я угадала, не зрячий ты?
— Зрячий. Но, как будто муть в глазах виисит. И резь… Аж слезу жмет. Какую то пыль в глаза Упырь успел бросить. Как снег искрится. А дело ночью было. Я там наскоро прополоскал водой….
Копытиха часто закивала головой.
— Знаю я эту траву. Отвар я и без тебя запарю. А к ночи проподощем.
Кикимора, не отрывая глаз от стола, забросила пирожок в рот и промычала.
— Целую горсть Упырь запустил ему в глаз. Я так и ахнула. У того Упыря меч с оглоблю, а Радогор ослеп и глаза прокопать не может.
— Ты ешь, ешь, подруга. — Перебила ее Копытиха. — Поговорить и ночью не опоздает.
— Нет. Наемся и сразу на печь. Или на полати заберусь. Такого с ними натерпелась. Что и не знаю, когда теперь успокоюсь. А, может, и вовсе не успокоюсь. Безместная я и бесприютная! — На глаза попалось опустевшее блюдо. Пока причитала, пироги словно сами в рот залетели. — Поем, как я еще пирожков твоих, чтобы душа ночью по миру не пошла. Бегай, ищи ее потом по всему свету.
Копытиха подала Радогору платье для княжны и без слов взялась за ухват.
— Я первая! — Крикнула Влада Радогору, кинулась к бане, на ходу расшнуровывая подкольчужник и скрылась за низкой дверью.
На Радогора дохнуло жаром и продымленными стенами. Лада уже, вытянувшись и блаженно закрыв глаза, лежала на полке. Но стоило ему пояявиться, как быстро вскинулась, приподнялась на локте и повернула голову в его сторону.
— Я только одним глазком посмотреть, не сурочил ли он где тебя. — С обидой в голосе сказала она, увидев, как он поспешно закрылся руками. — Уж и посмотреть нельзя.
— Совестно мне, Ладушка. — Радогор осторожно пристроился рядом. — У тебя все так ладно да так гладко. И все к месту. А я тебя только увидел…
— Ой, Радо! — Яркие синие глаза нависли над его лицом, а руки легли на грудь. — Ты еще и сам не знаешь. Как у тебя все к месту. И не спорь! Я лучше знаю. Или забыл, что берегиня говорила?
Но Радогор и не думал спорить. Ее молодое и сильное тело все решило за него, торопясь проверить, не сурочил его где подлый колдун Упырь.
Глава 22
На следующий день они уже въезжали в город. Одежда княжны была высушена и тщательно вычищена. Голову украшал, тонкой работы, золотой венец. Рукоять меча, как и у Радогора, выглядывала из — за плеча. У седла Радогора висел мешок с головой Упыря. Рядом с его жеребцом бежал, не отставая, Бэр Ягодка. А вран уютно устроился на плече.
