Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – маркграф
– Да, это можно поставить в оправдание. Все-таки насилие входит в обязательный ритуал. Ладно, примем это как данность. Сэр Трандерт и вы, сэр Витерлих, подготовьтесь к объяснениям, которые придется дать совету лордов Ундерлендов. Думаю, у них будет много неприятных вопросов… А доказательств после того, как там прошелся сэр Полосатый, наверное, не осталось вовсе.
Витерлих кивнул.
– Где пройдет сэр Полосатый, там сто лет трава не растет. И птицы не поют.
Пожалуй, только Витерлиха из-за его беспечного нрава гуляки не потрясла жестокая и кровавая победа над соперником герцога. Остальные пугливо перешептываются, прикидывают, как теперь все повернется, когда все поменялось так резко.
Импровизированный пир быстро перерос в официальный. В большом зале за накрытыми столами все больше знатных рыцарей, все в красивых праздничных костюмах, яркие и цветные. Слуги сбиваются с ног, а наскоро собранные музыканты поспешно налаживают инструменты и начинают играть преувеличенно бодро и приподнято.
Пир постепенно набирает обороты, тосты все вольнее, а речи бессвязнее, рыцари расстегивают пояса, морды наливаются здоровым буряковым цветом. Крепкие здоровенные мужчины, но ничего крепче вина не видели, даже с крепленым незнакомы, потому этические нормы насчет чрезмерной жестокости вскоре отступили перед натиском подкорки, меня начали поздравлять и те, кто сначала смотрел с отвращением.
Я улыбался, отвечал на тосты, не большой любитель пьянок, но меня не свалит с ног даже бутылка водки, голова ясная, однако я пробормотал виновато, что перебрал малость, нужно чуточку проветрить голову, и покинул зал.
Слуги тоже шарахнулись от меня, страшного человека, я вышел на крыльцо. Воздуха нет вовсе, настолько он чист и прозрачен. Грудь дышит легко, только в сердце все та же тяжесть.
Я уничтожил замок сэра Корнуэлла вместе с гарнизоном, сжег замок барона Кристина и чуть-чуть не сжег замок самого герцога. Самое ужасное, нет во мне ощущения, что сделал нечто ужасное или хотя бы просто нехорошее. Вот тот старуху-ростовщицу убил, а как мучился, всего себя переел по-всякому, а я два замка с людьми – и как с гуся вода. Не потому ли, что во мне часть Терроса? Или это я сам по себе такая сволочь, которой нельзя давать в руки даже простой молоток, потому что все начинает казаться похожим на гвозди?
За спиной приоткрылась дверь, я услышал легкие женские шаги. Не оборачивался, ждал, что скажет Жозефина, потом ощутил по аромату кожи, что это не она.
– И все-таки, – услышал я тихий голос леди Или, – огонь любви горит ярче, если рыцарь возвращается с победами. А это главное.
– И трофеями, – уточнил я не оборачиваясь.
Она подошла ближе и встала рядом, миниатюрная настолько, что даже на высоких каблуках и с этой неимоверной башней волос едва-едва дотягивается мне до плеча. Легкий аромат горных цветов, редких и живущих на высоких скалах, коснулся моих ноздрей.
– Трофеи, – заметила она, – спутники побед. Как и призы. Но разве не естественно, что женщины любят успешных? Даже, если их побаиваются другие мужчины?
– Понимаю, – пробормотал я, – к сердцу девушки лучше всего подходит главный приз, завоеванный на королевском турнире.
Она сказала лукаво:
– Сэр Полосатый, вы из породы победителей. У женщин глаз наметан. Тем более за это время даже моя милая Жозефина поняла такую спрятанную истину.
– Человека можно даже полюбить, – ответил я, – после того, как его хорошо узнаешь! Правда, и разлюбить, как узнаешь слишком хорошо.
Она засмеялась, красивая и женственная, еще не растерявшая запас красоты и жизненной силы.
– Мужчины просты, – заметила она, – но их не успеваем узнать слишком хорошо, что вас и спасает! То на охоте, то в походах, то месяцами гостите у приятелей.
– И все довольны? – спросил я.
– В семейной жизни, – сказала она серьезно, – нужно вести себя как с огнем. Не подходить слишком близко, чтобы не обжечься, и не очень удаляться, чтобы не замерзнуть.
– А у нас говорят, – вежливо возразил я, – настоящая любовь не та, что выдерживает годы разлуки, а та, что выдерживает годы близости.
Она снова улыбнулась, пожала плечами.
– Возможно, возможно. Однако мы, женщины, существа осторожные. Предпочитаем мужа, который всю жизнь в походах, любящему мужу, который не вылезает из вашей спальни, а потом требует развод. Вы заметили, как хорош граф Трандерт? У него прекрасный замок и богатые владения, но он проводит треть года здесь, в нашем замке!.. А барон Витерлих? А Бовман, Бульбоне, Феофан? Они все богатые и могущественные лорды, но мужчина не должен сидеть дома! Так, можно сказать, принято… Однако что это у нас за странный перекос в беседе?..
Я куртуазно поклонился.
– Стараемся показаться умнее, чем мы есть. А на фига это нам? Вы бесподобно красивы, этого достаточно, чтобы все мужчины завидовали герцогу. Я достаточно силен и, как говорят, удачлив, чтобы прожить вообще без мозгов. Мудрость – сила слабых.
– Вы умеете говорить комплименты, – сказала она одобрительно. – Это говорит о многом. Женщина любит, чтобы ей пускали пыль в глаза, и чем больше пускают этой пыли, тем сильней раскрывает глаза, чтобы больше пыли в них попало. Какие у вас дальнейшие планы, сэр Полосатый?
Я ответил бодро и по возможности бездумно:
– Самый лучший план – оставить все на волю случая! Я не хочу смешить до слез Господа, рассказывая вслух о своих планах.
Она кивнула.
– Это верно относительно долгого планирования. А на ближайшее будущее?
Я задумался, смачно поскреб в затылке.
– Сперва за меня планировал отец, потом сюзерен… А сейчас вроде бы никто.
Она сказала без усмешки:
– Вскоре будет планировать жена.
– Наверное, – сказал я серьезно, – это хорошо. Все-таки сидит дома, думает. Думает, думает! Повезло герцогу!
Она отмахнулась.
– Ну что вы, сэр Полосатый! Герцог все решает сам, такой уж он скрытный.
– Но вы-то все равно все понимаете? – спросил я. – Женская интуиция…
Она отмахнулась.
– То, что все называют интуицией женщины, объясняется просто прозрачностью мужских намерений. Хотя, признаю, вы повели себя так, что не только мужчины, но даже я не сразу поняла ваш предельно решительный характер. Мужчины просто шокированы!
– Но ведь все сделано, – возразил я, – как хотел герцог!
Она скупо улыбнулась.
– Герцог привык к спокойной жизни. Когда был моложе, такое одобрял. А сейчас ему хочется все решать без насилия и крови… Идеалист!
– Вы меняетесь меньше? – спросил я.
– Мы более практичны, – пояснила она. – Женщины стремятся видеть людей такими, какие они есть, чтобы не ошибаться в выборе, а герцог хотел бы видеть в людях только лучшее… А как вы?
