Сергей Алексеев - Волчья хватка
Ещё не поднявшись даже на крыльцо, на короткий миг взмыв чувствами ввысь, Ражный увидел, что произошло, и его непроизвольно передёрнуло. Когда же забежал на второй этаж и толкнул дверь, видение подтвердилось.
За столом с поваленной и перемешанной посудой сидел Каймак, уткнувшись лицом в блюдо с мясом. В одной руке был точно такой же бараний бочок, что вылетел в окно, в другой — большая накрахмаленная салфетка. Егерь заколол его столовым ножом, точно так же, как однажды разъярённого кабана — точным ударом в загривок, и кровь ещё хлестала фонтаном. Сам Агошков ползал по полу у входа и, по-волчьи подтягивая живот, изогнувшись, пытался вывернуть себе не желудок — душу вместе с гулким, нутряным рёвом…
Финансист так и не вошёл в номер, стоял в проёме распахнутой двери, машинально двигал челюстями, словно что-то пережёвывал и изредка, с трудом, сглатывал. Прошла минута, прежде чем Ражный схватил за шиворот рыгающего егеря и поставил на ноги: странно, что у спецназовца, прошедшего Афган, так сильно проявился комплекс молодого бойца, впервые убившего противника.
— Зачем ты его? Как кабана? — Ражный встряхнул Агошкова.
Тот потыкал трясущейся рукой в сторону Каймака, но сказать ничего не смог, вновь нагнулся и заревел. Тогда Ражный взял со стола откупоренную бутылку водки, облил голову егеря, завернув её, поплескал в лицо.
— Ты убил человека!
Он вдруг медленно отёр лицо тыльной стороной ладони и отрицательно мотнул головой.
— Это… не человек.
— Что? Приставал? Домогался?.. Ну, врезал бы ему! Ты же не девочка! Зачем же резать?!
Глаза Агошкова сузились, взгляд стал волчьим.
— Это не человек! Я убил не человека!
— Кого же, дурак? У тебя четверо! Подумал? Рука егеря вновь потянулась к Каймаку.
— Людоед! Он — людоед… Это не барки… не бур-бака… Там… человечина! Ел сам… И меня накормил!.
— Да ты с ума сошёл, — внезапно ощутив рвотный позыв, выдавил Ражный. — С чего ты взял?
Каймак пошевелился, расслабился и из руки на пол вывалился бараний бочок. Поджаров наконец опомнился, вошёл в номер и притворил за собой дверь. Однако все ещё жевал и сглатывал…
— Он сам сказал!.. Когда я поел… — Агошкова загнуло ещё раз.
И в тот же миг начало рвать финансиста.
— Ты что? — спросил Ражный. — Тоже человечины наелся?
Финансисту будто полегчало, схватив с кровати полотенце, вытер лицо и будто стёр страх и ошеломление, выматерился.
— Что ты сделал, придурок?! — это относилось к егерю. — Ты соображаешь, что натворил?! Да пусть он жрёт, что угодно! У него же деньги!..
И осёкся, поняв, что внушение не по адресу: егерь ни о каких деньгах не знал и знать не мог. В сердцах пнул бараний бочок…
В это время на пороге очутился Карпенко, невозмутимо оглядел номер, присвистнул:
— Ни хрена себе! Картина Репина… А я посуду мою внизу, думаю, что за шум? Вы чего, мужики, офонарели?
На него никто не обратил внимания. Финансист сел на кровать и обхватил голову руками.
— Что будем делать? Как деньги вытаскивать? Вероятно, сказано было Ражному, а может, и самому себе как размышление вслух.
— Это ты его прирезал? — спросил старший егерь Агошкова. — Удар знакомый…
— Посмотри, что на блюде? — Ражный указал кивком головы. — Что это такое?
Карпенко осторожно взял Каймака за остатки волос, отставил голову на стол.
— Как что? Мясо. Жареное на углях мясо… — понюхал. — Нет, сначала подкопчённое, потом зажаренное. Называется — барбекю. Это берётся бочок… Рёбрышки! Сначала чуть коптятся, потом жарятся на углях. Или в духовке…
У Ражного заныл раненый бок, словно к непогоде.
— Чьё? Чьё мясо?!
— Кто его знает? — взял кусок, покрутил. — Сергеич, я хоть и старший егерь, но вот так, сходу определить…
— Ты медик. Фельдшер! Скажи, это человечина?
— Человечина? — спокойно переспросил Карпенко, потрогал обглоданные кости возле Каймака, понюхал. — По запаху, так вроде человечина…
— А ты что, нюхал её?! — его невозмутимость выводила Ражного из себя.
— За стол усадил! — вдруг стал рассказывать Агошков. — И не приставал. Не домогался на сей раз! Стакан водки налил, про жизнь расспрашивал, про детей…
— Кто её не нюхал, если в медицинском учился? — пожал плечами старший егерь. — Скелеты вываривали… Хрен знает, по виду как собачатина. Или тощая свинина. По костям, так гомо сапиенс… А может, и не сапиенс. Просто гомо… В общем, барбекю.
— Труп надо убрать, пока не приехал Хоори! — вскочил финансист. — И все следы!..
И тут в номер влетел телохранитель Каймака и мгновенно, профессионально оценив обстановку, выхватил пистолет из плечевой кобуры, наставил сразу на всех.
— Стоять! Не двигаться! Кто его?!
— Я! — крикнул Агошков, при виде нацеленного оружия вдруг наконец-то выпрямившись. — Это я его грохнул!
И пошёл на ствол пистолета грудью. Телохранитель не ожидал такой прыти, сделал шаг назад.
— Стоять!
— Стреляй! — рванул на груди камуфляжную куртку и тельняшку. — Стреляйте, людоеды! Не хочу! Я не хочу с вами жить! Стреляйте! Или я вас всех!.. Как кабанов!..
Он бы выстрелил. Уже и палец на спусковом крючке вытянул его холостой ход, но лишний шаг назад и порог под пяткой телохранителя спасли Агошкова. Остальное произошло молниеносно — спецназовская подготовка пошла впрок. Егерь вышиб пистолет, нанёс сильнейший удар в пах и с разворотом — каблуком по голени. В следующий миг подхватил оружие с пола, резанул волчьим взглядом.
— Пропустите! Я уйду! Никого не трону! Его никто не держал и не собирался задерживать. Агошков с разбега прыгнул на подоконник и полетел вниз вместе с разбитым стеклом и рамой.
Когда отзвенели осколки — телохранитель все ещё корчился на пороге, Поджаров поднял кулаком его подбородок.
— Не сохранил тела — убирай труп. Завернёшь в ковёр и спрячешь пока… в шкаф. А здесь все замоешь и приведёшь в порядок.
Подавленный и очумелый, тот все-таки подчинился, захромал к убитому, свалил его со стула на пол. Ковёр был прижат столом и креслами, не вытаскивался, и Карпенко бросился помогать.
— Когда уедет косоглазый, покажу, каким ходом вынести и где загрузить в машину, — продолжал распоряжаться финансист. — А для всех — Каймак пошёл гулять по лесу. У него были задвиги…
— За что его? — тоскливо спросил телохранитель, как почудилось, глядя на шефа с любовью. — С прибабахами, но безобидный был…
— Божья кара, — серьёзно бросил Ражный, однако Поджаров объяснил конкретнее:
— За людоедство. Работай!
— Что?! — протянул тот и попятился от трупа. — Как это?..
— Человечину жрал! — ещё конкретнее объяснил Карпенко. — Давай заворачивать, чего встал?
