Настоящая королева - Киз Грегори

— Я уже была здесь, — сказала Энни лесу. — И больше не боюсь.

Что-то продиралось сквозь шипы, двигаясь к ней. Лунный свет отразился от руки в черной кольчуге, и она увидела разжавшиеся пальцы.

Потом появился шлем, высокий конический шлем с черными рогами, поднимающимися над плечами гиганта.

Но на этот раз Энни не отступила и разглядела, что это не кольчуга, а кора, шлем был мхом, костью и камнем. На лице она видела лишь глаза, колодцы жизни и смерти, рождения и разложения — и в них сияла жажда мести.

У тебя есть могущество, — сказал ей слабеющий голос Узника. — Убей его и сделай себя совершенной.

Энни собралась с силами, но боковым зрением увидела движение — через поле бежала Остра, бежала прямо к Терновому королю.

Если она достанется ему, ты проиграешь, — сказал Узник. — Ты должна немедленно ее убить.

Энни стояла и смотрела.

Убей ее, — нетерпеливо повторил Квексканех. — Неужели ты не понимаешь? Через нее он сможет нас победить.

Энни ударила по Остре, и девушка споткнулась. Энни попыталась вернуть свою силу через связь между ними, но тут только поняла, что имел в виду Узник, и осознала, какой глубокой была эта связь на самом деле. Только убив Остру. Энни могла стать цельной, могла обрести полную власть над миром.

Энни потянулась вперед, ощутила биение жизни в Остре, уловила знакомый запах, увидела непокорный локон, который никогда не ложился на нужное место с тех самых пор, как они были маленькими девочками. Терновый король уже протягивал к ней руки, и Энни, глаза которой обожгли слезы, начала сжимать сердце Остры.

Остра упала на колени, посмотрела в сторону Энни, ее глаза стали обычными глазами смертного человека, огромными, как блюдца, еще один человеческий зверек, который не понимает, почему должен умереть.

Да, — вздохнул Узник. — Наконец.

Каким-то образом Остра сумела подняться на ноги, хотя силы быстро ее покидали. Небо потемнело, Остра уменьшилась и исчезла.

— Наш тайник, — услышала Энни шепот Остры в темноте.

Но темнота не была полной и Энни увидела, что они вновь оказались в комнатке под хорцем. Однако сейчас саркофаг был открыт, и в нем сидела Остра, опираясь спиной о каменную стену. Так она выглядела, когда ей было девять лет, бледное бездомное дитя.

— Я знала, — сказала маленькая девочка. — Знала, что мне нельзя ни на что надеяться.

— Прекрати ныть, — сказана Энни. — Ты жила лучше, чем могла рассчитывать, с учетом того, кем были твои родители.

— Ты права, — сказала Остра. — И я бы ни с кем не стала меняться местами. Ты должна была стать моим концом. Энни. Я это знала. Ты похоронишь меня здесь, и круг замкнется.

— Ты не знала, — обвиняюще сказала Энни.

— Конечно, знала. Я лишь не могла знать, как это случится. Это могло произойти дюжины раз, когда мы были маленькими.

— Чепуха. Я тебя любила.

— Весь вопрос в том, как ты любишь, — ответила Остра. — В том, что ты понимаешь под словом “любить”.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Нет, наверное, — ответила Остра, закрывая глаза. — В любом случае, я тебя люблю.

— Он убьет нас обоих, если получит тебя.

Она устало кивнула.

— Я знаю, что ты не станешь, но прошу — пожалуйста, отпусти Казио. Ты можешь это сделать для меня?

Энни собралась согласиться, но потом подумала: зачем ей так поступать? Она не должна делать то, о чем просит Остра, более того, не должна даже ее слушать. Только Остра способна заставить ее испытывать такие, такие…

Какие такие? — вдруг спросила себя Энни.

Но она уже знала ответ. Когда ее мать — или Фастия, или кто-то еще — не одобряли то, что она делала, Энни знала, что у нее могут быть неприятности, но в глубине души не особенно тревожилась.

Когда ее не одобряла Остра, она знала, что поступила неправильно.

Ей это не нужно, ведь так?

Она ощутила, как разрастается сила Тернового короля, тянущегося к тому, что еще оставалось от Остры, пытающегося прорваться к иллюзорному склепу.

Время вышло. У нее осталось всего мгновение, но этого было достаточно.

Нет.

И с тихим разочарованным смехом Энни отпустила Остру. Терновый король подхватил Остру и взмыл к небесам. Узник пронзительно закричал, когда его оторвали от Энни и швырнули в небытие, о котором он так долго мечтал, а потом Энни показалось, что все ее вены вскрыты, и аромат черных роз наполнил ее легкие, а потом все исчезло.

ЭПИЛОГ

В тот день, когда последняя цитадель скаслоев пала, началась эра, известная на языке старших каварумов как Эберон Васрис Слэнон. Когда этот язык был забыт всеми, кроме нескольких ученых Церкви, название века стало существовать на языках людей, как Эверон, а название Слэнон осталось на языке Лири.

Эверон был веком людей во всей их славе и падениях. Дети Восстания размножились, и на земле возникли их королевства.

В год 2223 эра Эверона неожиданно закончилась.

Возможно, я последний из тех, кто это помнит.

Я умирал, когда пришел Терновый король. Когда битва закончилась, он поднял меня на руки в своей стране живых лиан и посмотрел на меня своими странными глазами.

Я знал моего друга, и он знал меня, и я плакал о том, от чего он отказался, но еще больше из-за того, что он приобрел. Он унес меня, и медленным, свойственным лишь ему способом, исцелил меня. Он хотел, как лучше.

Из всего того, что осталось жить и умерло в ту ночь, лишь я сохранил память и зрение, но то было лишь бледной тенью того, что я имел прежде. Мой единственный глаз сохранил способность заглядывать за горизонты дней и пространств — но мне он больше не подчинялся.

В Вителлио наступил час благословенной тени, и в маленьком городке Авелла это означало, что все, от плотника до лавочника — точнее, все, кто обладал здравым смыслом — находили тень, чтобы отдохнуть и слегка перекусить. Так поступали даже сейчас, когда дни стали короче, а тени длиннее. Было меньше дуэлей из-за лучших мест, а поскольку дело происходило в конце месяца утаваменза, Ало получил возможность отдохнуть в тени фонтана леди Фьюссы, не опасаясь нападения, даже несмотря на нынешние настроения в городе и на то, что он слыл не самым умелым фехтовальщиком.

Он старался получить удовольствие от вина, понимая, что следующий случай представится не скоро. Он бы не отказался от хлеба, но с тем же успехом Ало мог бы попросить Фьюссу плакать сапфирами.

Он задремал под слабеющим осенним солнцем. По камням площади застучали копыта лошади; за окном запела девушка. Ало снились лучшие времена.

Он открыл глаза и обнаружил, что на него смотрит леди Фьюсса. Она была молодой, светловолосой и очень хорошенькой.

Вот только леди должна быть обнаженной, а эта женщина, как ни странно, была одета, как мужчина, в бриджи, камзол, а ее голову украшала шляпа для верховой езды.

— Леди, — сказал он, вскакивая на ноги.

— Тихо, — негромко проговорила девушка. — Вы тот, кто носит имя Ало?

— Да, — кивнул он. — Это очень даже я.

— Хорошо, — сказала она. — Я должна кое-что вам передать от старого друга.

Ало заметил, что у нее очаровательный акцент.

— Что именно?

Она протянула ему какой-то небольшой предмет. Ключ.

— Змиерда, — выругался он. — Ключ Казио. Ключ от его тривы. Где вы его взяли?

— Это длинная история, — сказала она. — Он хотел, чтобы ключ был у вас.

— С ним все в порядке?

Она отвернулась, и Ало почувствовал, как сжимается его сердце.

— Как мило с его стороны, — сказал Ало. — Но ключ не принесет мне никакой пользы. Пока Казио отсутствовал, бандиты Чиуно вломились туда и теперь там живут.

— Чиуно?

— Новый лорд Авеллы, — сказал Ало и понизил голос. — На самом деле, он самый настоящий разбойник. Но теперь, когда Церковь участвует в гражданской войне, а медиччии оказались по разные стороны, все забыли о таких маленьких городках, как наш. Я и сам уезжаю отсюда сегодня днем.