Сергей Волков - Затворник
— Она появилась у нашей границы, одна-одинешенька — сказала Царица — просто брела по болоту, сама не своя, как все турьянские рабы, такая же грязная и полуживая. Наверное, матьянторцы разбили где-то рядом турьянский отряд, а она убежала. Я ее заметила издалека, и уговорила госпожу пропустить к нам. Мне было тогда лет пять всего. Я как увидела ее, помню, вся расплакалась… Побежала просить госпожу, чтобы ее впустила. Госпожа и сжалилась ради меня… А то бы она померла, не дойдя до Гор. Она жила у турьянцев в плену, и наверное, долго — совсем лишилась и памяти, и рассудка. Мы с госпожой ее долго выхаживали, чтобы Кувалдушка снова заговорила и человеком стала.
— А вы с госпожой можете память вернуть тем, кто там побывал? — спросил Хвост.
Молодая царица вздохнула:
— Можно было бы попытаться. Но не было бы это к худшему. Я как-то раз, уже намного позднее, лет в четырнадцать, спросила госпожу о том же. Она посмотрела, и сказала, чтоб я сама попробовала…
— И что?
— Я тогда в душу Кувалдушке заглянула. Я посмотрела, и сама от страха, как будто отшатнулась — такая там черная бездонная пропасть клубится! Видимо сестричка такое пережила в плену, чего ей самой лучше не помнить! Очень у нее тяжело на сердце. На всю жизнь израненная душа! И исцелиться тут сложно. Вот если бы ее полюбил кто-то, родила бы деток…
Два года она у нас побыла в первый раз — мы с ней очень привязались друг к другу! Кувалдушка мне из леса и мед носила, и ягоды, и орехи — наберет, и сама не притронется, а только мне несет! Когда я разболелась, то поила меня с ложки. А когда выздоровела, то сестренка меня вот в этой купальне вымыла первый раз, и за пазухой домой отнесла, как щенка! Я куда она, туда и я — и в лес, и в горы, и к озеру за ней впервые спустилась! А устану там, она меня на руках домой относила! Верхом ездить меня учила тоже она. Потом вот ушла с отрядом Сотьера, и стала бывать у нас уже изредка… Они нам иногда приводят турьянских пленников. Мы их излечиваем насколько удается, и потом отпускаем назад с матьянторцами. Так и Кувалдочка с ними ушла. А через два года — вернулась, уже вся в оружии, как витязь.
То-то они удивились, когда сестренка по-ратайски с ними заговорила на болотах! Здесь ведь, когда мы ее излечивали, она говорила по-своему, и никто этого не замечал. И Сотьер тоже не заметил, когда ее забирал. А когда они из долины уже вышли — только тогда поняли, что она ратайского рода! Пришлось ей опять учиться говорить, теперь уже по-бенахски! Но она быстро всему выучилась, она способная! Оружием владеть она тоже сразу научилась — да так, что мужчинам многим до нее далеко! И еще она очень добрая, только турьянцев ненавидит за то, что они калечат людей.
— Это я уже знаю, как она их ненавидит! — подтвердил Хвост — Она когда увидела, что я турьянского раба бил, так у нее лицо сделалось…
— А ты зачем раба бил?! — воскликнула Царица.
— Это нечаянно получилось. Я сам от турьянцев в лесу прятался, а он наскочил на меня, и давай драться. А я ведь не знал, что там у них, да как, и избил его. А Кувалда увидела — так рассвирепела, я думал — на куски меня разорвет!
— Ты что, не видел, какой он из себя? Какой жалкий? — пытала девушка.
— Так когда рассматривать-то было! Когда на тебя из кустов невесть кто вылетает, валит на землю, и начинает лупить со всего маху — тут ведь не до рассмотра! А насчет того, что жалкий — так у меня самого был вид такой, что жалеть впору! Я и сейчас-то…
— И увидела она, что ты раба бьешь, и что? — спросил Царица, уже не строго, а с обычным любопытством, как бы предчувствуя историю.
— О-о-о! чуть на клочки меня не разорвала! Я от нее по лесу бежал, как зайчик! А она за мной бежит, машет топором! — рассказывал Хвост с жаром, размахивая руками — Орет: «Убью, гадюка болотная! Убью-у-у-у-у!»
— Так и кричала? — залилась Царица смехом, не царственным, не величественным, а обыкновенным, веселым девичьим смехом — Так и кричала «Убью»?
— Ну или вроде того! — улыбнулся в ответ Хвост.
— Смешной ты! — сказала Царица. И вдруг добавила: — И красивый.
— Что… — оглянулся на нее Хвост.
— Красивый, я говорю.
— Да что там, какой из меня сейчас красавец, кожа да кости…
«А уж ты какая красивая. Я таких отродясь не видел» — подумал Хвостворту про себя.
— Прямо-таки никогда не видел! — рассмеялась девушка. Ее щеки, красные от жара, вспыхнули еще сильнее — Ну благодарю на добром слове!
Зарделась, опустила глаза, Царица… Даже взяла руками кончики мокрых волос, и стала их теребить. Ни дать ни взять была — девушка, даже не на выданье, а которой еще год-другой играть с подругами где-нибудь на берегу реки, тихим вечером…
— И думаешь ты тоже красиво… — сказала она
— Чего? — не понял Хвост.
— Я про то, что ты сейчас представил: спокойная речка, ветерок плакучую иву шевелит, девушки на лугу играют и смеются, солнце заходит… хорошо… Это там, в той стране, откуда ты?
— Да. Там хорошо. Не так, как у вас, конечно. Там, в сравнении с вашей долиной, очень тяжело и страшно жить…Там если младенец умер, то над ним мать иногда и не плачет.
— Почему? — удивилась Царица
— Там люди к этому привычные. И взрослые, даже те, что крепкие телом, умирают от болезней — иногда целыми деревнями. При мне не было такого, а старики рассказывали… Там страшным трудом каждый кусок хлеба дается: град посевы бьет, дождь гноит, мороз душит, солнце сушит. От этого голод часто, особенно весной. Вот и сейчас, может быть, у нас голодают люди… На войну оттуда неволей угоняют. И это сейчас, а в Позорные Годы такое было, что вспоминаешь, и волосы дыбом встают!
— Да, я знаю. — сказала девушка — В матьянторской земле так же, нам люди оттуда много рассказывали. Но все равно, не могу представить, как вы там живете!
— Испокон так живем. Я и не знал, что по другому можно, пока не попал к вам. — сказал Хвостворту вслух
«Пока не попал к тебе» — прозвучало у него в голове.
Чего в парне было больше сейчас? Любования его красотой, удивления ее способностям, благодарности за спасение, трепета перед ее властью? Или в глазах Хвоста эта девушка отчего-то так слилась со всей благодатностью здешнего края, что сама стала благодатью?
— Хочешь у нас остаться? — спросила Царица.
— Хочу. — ответил Хвост. — Еще как хочу…
— Так оставайся. Я госпожу уговорю. Останешься?
«Да! Да!» — Кричало все внутри, и это «да» звенело, подкатывая к языку, к губам, чтобы быть сказано вслух…
— Нет, не могу. — пробормотал Хвостворту — Дома жена, сыновей двое. Как они там…
Хвост опустил голову. Все его тяжкие приключения, голод, холод, и немочь лесных скитаний, близость смерти, от которой он чудом ускользнул много раз, белый призрак шамана, и черная бесформенная дрянь в облике ратайского колдуна, даже страх из страхов — мерзкое чудовище, свившее гнездо в его собственном нутре — все это растаяло как дурной сон, как забывается страшная сказка. Но и этот светлый и чистый край, и сама прекрасная царица, тоже были для него сказкой, тоже сном, хотя и самым прекрасным. Неизбежно надо было возвращаться от сказки к былям, просыпаться от самых чудесных грез…
