Ольга Голотвина - Два талисмана
Хранитель стряхнул воспоминания и заговорил сердечно:
— Ты спас Клан, город и королевство… это если второй талисман открыл бы путь изменникам к престолу. Чем я могу отблагодарить тебя? Требуй чего хочешь…
— И потребую! — с неожиданной воинственностью отозвался племянник из-под перины. — Много чего потребую! Я многим задолжал, платить будем вместе. Я не сумел бы устроить ловушку для хозяина цирка, если бы не помощь барышни Авиты из Рода Навагир. Она — Ночная Чародейка. Таких не терпят в городах. Но я пообещал ей покровительство Хранителя Аршмира.
Ульфанш нахмурился.
— Ночные Колдуны — опасный народ. От них и впрямь лучше держаться подальше… Какими чарами она владеет?
— Охранными, я же рассказывал…
— А еще?
— Н… не знаю… Но, дядя, я же обещал!..
— Я помню. Ты дал обещание от нас обоих. Несколько опрометчиво, но что сделано, то сделано… Ночных Чародеев надо или изгонять, или, наоборот, щедро кормить из рук… Говоришь, художница? Работает только в той наррабанской манере? Или маслом тоже умеет?
— С ее слов знаю, что умеет.
— Закажем ей два портрета — мой и жены. Если картины окажутся мазней, повесим их в дальних покоях, а художнице щедро заплатим. А если она хорошо пишет, недостатка в заказах у нее не будет. И — да, я поговорю с Джанхашаром, чтобы у барышни не было неприятностей из-за ее… особых умений.
— Вот и славно. Теперь — девица Милеста. Ее похитили, держали в плену, выкрасили в черный цвет, отрезали волосы…
— А какие были волосы! — невольно вздохнул Ульфанш.
— Дядя! — возмутился Ларш. — Неужели даже после того, что случилось…
— Ну-ну, успокойся. Девица Милеста получит щедрый подарок. Что еще?
— Еще цирк… Да, они преступники. Но они… ну, привыкли держаться друг друга. И когда их вожак попал в беду, они его не выдали. За такие трюки отправляют в рудник, но… Прешдаг все-таки мне помог… я обещал замолвить за них словечко.
— Хорошо, ты замолвил это самое словечко. Если похищенная девица согласится не обращаться в суд…
— Ну, Милесту я уговорю, — повеселел Ларш. — Большую помощь мне оказал Мирвик, который служит в театре. Мне кажется, он заслуживает денежной награды.
— Безусловно. Особенно если эта награда заставит его держать рот на замке! — Хранитель сделал ладонью жест, словно смахнул что-то ненужное. — Но почему ты до сих пор не сказал, чего хочешь для себя? Конечно, я беру назад и слово «трус», и прочие нелестные слова, что сказал сгоряча. Ты можешь занять достойное место при мне, а впоследствии я найду способ отправить тебя в столицу. Ты станешь придворным, мой мальчик, тебя ждет блестящее будущее…
Хранитель не договорил: его остановило смущение, написанное на физиономии племянника, забавно торчащей из-под перины:
— Дядя… я… ну, словом… я не хочу уходить из стражи!
Ульфанш опешил, но потом решил, что племянник шутит, и расхохотался:
— Ну да, конечно! Тебе пришлось по вкусу разнимать драки по кабакам и устраивать обыски в притонах!
— Нет, — сказал Ларш очень серьезно, — мне не по вкусу разнимать драки по кабакам. Но я, кажется, понял, чем мне хочется заниматься от этого дня до последнего костра.
Хранитель оборвал смех, недоуменно взглянул на племянника.
А тот примолк, захваченный воспоминанием: вот он и другие парни из третьего десятка режут веревки, которыми связаны пленники контрабандистов. И женщина целует ему, Ларшу, руки, взволнованно приговаривая: «Не за себя, за деточек, за деточек моих…»
А потом Ларш шел по дну ущелья, нес на плечах спасенного мальчугана и понимал, что сделал хорошее, правильное дело. А рядом шли те, кто недавно дрался с контрабандистами бок о бок с Ларшем, — отважные, бывалые парни… Как же счастлив он был! Как же он сознавал, что живет не зря!..
Но рассказывать об этом Хранителю юный Спрут не стал. Заговорил о другом:
— Я заметил интересное обстоятельство: «крабы» не умеют искать преступников. Хватать их на горячем умеют, у них это даже здорово получается. А вот искать…
— На это есть ловчие, — пожал плечами дядя. — Дай ловчему денег, назови имя преступника — и он будет гнать добычу хоть до Бездны, затравит и притащит к тебе.
— Вот-вот — «назови имя»… А если имени не знаешь? Нашли на улице человека с ножом в спине — кто это его? Загорелся склад, в огне погиб товар торговца — кто поджег? Другой торговец, чтоб разорить соперника? Враг, которому торговец когда-то сделал зло? Или хозяин склада украл товар, а пустое здание подпалил? А то и такое бывает: оступился человек на лестнице, свернул себе шею. А если не сам споткнулся? Если его кто-то подтолкнул?
— Если и подтолкнул — разве докажешь? — развел руками Хранитель.
— Вот и стража так рассуждает. Преступник, как человека убьет, свою подпись на ближайшей стене не ставит. Значит, отвечает за свою вину только тот, кто не сбежал вовремя с места преступления. А кто сбежал — гуляет себе по Аршмиру и над стражей посмеивается.
— Но как его отыщешь?
— А как зверолов отыскивает свою добычу в лесу? По шерстинке, по следу, по отряхнутой с куста росе. Он знает повадки каждого зверя. И учит своих детей и внуков ремеслу, как и сапожники, гончары, плотники. А вот такого ремесла — поиск неизвестного преступника — в Грайане нет. А если есть, то я про него не слыхал. И я, дядя, попробую создать такое ремесло.
— Не понимаю… Чего же ты от меня-то хочешь?
— Десяток, — твердо сказал молодой Спрут. — Назначь меня командиром особого десятка, который будет подчиняться только тебе. Отношение к этим людям должно быть не такое, как к прочим «крабам», а потому прошу положить им такое жалованье, чтоб завидовали десятники дворцовой стражи. Людей позволь набирать мне самому. По одному подбирать буду — самых умных, ловких, знающих воровской мир, да чтоб у каждого была стая птичек…
— Птичек? Это ты о ком?
— Об осведомителях.
«Алки! — подумал Ларш. — Аштвер мне этого в жизни не простит, но я уведу у него Алки! Вот ведь парень — обо всем, что в Аршмире творится, узнаёт так быстро, словно сам все это натворил!»
— Да, вот еще, дядя… Дашь мне право на мое усмотрение брать в десяток бывших преступников, бросивших свое ремесло.
«Эх, жаль, Мирвик вряд ли согласится…»
— Этот десяток, дядя, не будет разнимать пьяные драки по кабакам. И если в порту грузчик зарежет матроса на глазах толпы — с этим тоже к «крабам». И если на улице у зеваки срежут кошелек — это не наша печаль, мы не будем ловить тех, кто «снимает соты»…
— Что-что?
— Потом объясню… Но если умер человек — и не разобрать, своей смертью умер или помог ему кто… или украдены драгоценности, или дом подпалят…
