Вадим Крабов - Рус. Склонный к Силе
— Этруски! — прокричал Верховный жрец и гомон притих, — перед вами Рус, сын Френома! — они с Фридлантом стояли рядом.
Рев почище, чем на футбольном матче пронесся над площадью.
— По праву рождения, по праву честного боя в котором Русом был повержен Гросс Пятый я, именем Френома венчаю его на царство! — стукнул посохом о камень крыльца и запел молитву — венчание.
Рус с удивлением узнал в молитве тот самый «сакральный» язык «перворожденных» и увидел возникающие Слова. «Венец» — бронзовое кольцо с вязью рун, поднялся с подушечки, которую держал мальчик — прислужник и опустился на голову Руса. Жрец перестал петь и тишина, установившаяся с началом молитвы, разразилась бурной овацией с полетами над толпой разномастных шапок. Свежеиспеченный царь вновь почувствовал себя гладиатором в зените славы.
— Нарекаю тебя, Рус — сын Френома, титулом царя всех Этрусков и даю тебе имя Рус Четвертый! — торжественно произнес Фридлант, чудом (остатком Слова молитвы) перекрикивая толпу.
— Ша! — выкрикнул Рус, вскидывая руку в нацистском приветствии. Понял это и задвигал рукой, успокаивая толпу. Что собственно и собирался делать, не салют же давать.
— Этруски! — крикнул, и над городом повисла гробовая тишина. Только далекие собаки, суки, не вняли, продолжали брехать, — с сегодняшнего дня на земле благословенной Этрусии наступает новая жизнь, — вдруг понял. Все, что ни скажет, хоть явную чушь, воспримется народом как истина в последней инстанции. По телу побежали мурашки. К такой ответственности он явно не готовился.
— Партии Гроссов и Груссов распускаются, отныне не будет войны за царский венец. Объявляю созыв народного вече, которое изберет Думу, где гроссовских и груссовских родов обязательно будет поровну. Царь прислушается к советам Думы и… посмотрим, что они надумают, — вопреки закону эстрады здесь не раздался хохот или свист — народ внимал, — начинается новая династия, а первый царь… — и тут он запел молитву. Запомнил слово в слово, повторял все интонации и его Слова горели гораздо ярче, чем в исполнении Фридланта.
Венец поднялся с его головы и полетал над первым рядом. Покружил, нашел чью-то голову и, беззастенчиво сбросив шапку, опустился на темя. Народ ахнул.
— Эрлан из рода Нардов, поднимись на крыльцо! — голос, использую остатки Слова, звенел еще громче. Эрлан на деревянных ногах еле-еле преодолел два десятка ступеней.
— Я, Рус Четвертый, сложил с себя царский венец и возложил его на голову Эрлана Нарда! Отныне он будет царем всех этрусков под именем Эрлана Первого и наследуют ему его дети. Фридлант! — Рус резко обернулся к жрецу. Неизвестно, что увидел во взоре Руса бедный старик, но произнес он громко и четко:
— Да будет так!
— Эрлан! Доколе кочевники будут жечь наши земли и насиловать наших женщин? Собирай армию, ополчение и вперед, на запад! Всех, кто не посвящен двенадцати геянским богам, посвящать Френому! Добейся, чтобы добровольно, не мне тебя учить как, — ответил на тихий вопрос Эрлана, что, мол, Боги принимают только добровольное посвящение, — дойдешь до побережья. А дальше есть еще и заморские земли и южные чванливые царства. Хватит нам сидеть взаперти, Этруски! — говорил и поражался своим наполеоновским планам. Нет, скорее чингисхановским. Хорошо быть «серым кардиналом» — ответственности никакой, а власти выше крыши.
— А меня, народ этрусков, ждет иная судьба. С другой целью прислал меня отец мой. Я пойду по геянским землям нести слово Его и посвящать тех, кто достоин. Смотрите! Треть из вас — склонные к Силе, видите? Я — сын Френома и я еще и Хранящий. Такова воля Отца — распространить нашу Силу по всей Гее, как это делают ордена. Нельзя закрываться от очевидного и я объявляю. Отныне у нас есть орден Призывающих! Эрлан, ты академию кончал, организуй.
— А мне, народ Этрусии, пора. Леон, подойди ко мне.
— Ты со мной? — прошептал ему.
— Конечно, Русчик, я тоже Хранящий, мне подучиться надо.
Рус не стал выяснять, от кого узнал, и так ясно — в «Ночь Битвы Богов» скрутило.
— Помните Этруски! Я ухожу, но я внимательно слежу за своими напутствиями, вернусь в самый неожиданный момент! — одновременно с этими словами прямо в воздухе повис горизонтальный желтый круг. Аккурат за паратетом, над первыми рядами зрителей.
— С нами отец мой — Френом! — воскликнул Рус во время прыжка Леона. Прыгнул следом и словно провалился в невидимую яму.
На храмовой площади еще долго звенело молчание. Души большинства людей переполнял восторг, который, в конце концов, вылился в слитный выкрик:
«Слава Френому!», а следом и " Слава Эрлану Первому!». Сам новый царь еще не понимал свалившейся на него ответственности, он еще вообще, придавленный напором Руса, туго соображал.
Новая династии началась, а высокомерная самоизоляция закончилась. Кто надеялся на это с радостью, а кто воспринимал со злобой. Только поделать ничего не могли: слова Сына — слова самого Отца, а его нрав знали все. Да и сын ли? Многие склонялись, что Рус — сам Отец и есть.
Выскочили в «Закатном ветерке», до икоты перепугав прислугу. Не выпрыгиванием из земли — этого никто не видел, а своим внешним видом. Их, одетых в богатые меха, не сразу признали.
Первым делом переоделись и домоправительница Асмальгин затащила их за стол. Не смогли противостоять её напору, да и под ложечкой от вкусных запахов засосало.
От неё узнали (не отходила от стола) последние новости. Лооски, так им и надо, пропали. Кто выжил, превратились из красавиц в уродин и разбежались. Деревца их повяли. Маги все как есть повымирали, земля потряслась, слава Предкам, ничего существенного не порушив, ветер погулял. Вот он посрывал крыши, не без этого. Нет, не совсем все маги вымерли, что ты, господин! Ищущие, те да — все как один! А остальные… у Пылающих магистр, у Текущих… нет, у Пронзающих тоже магистр… ой, точно не скажу, но чем сильнее маг, тем труднее ему пришлось. Это все заметили. Боги и Предки покарали за могущество, что же еще? Хранящие? У них все оклемались, у Ревущих тоже. Пиренгул, да хранят его Предки, здоров и дочка твоя, хвала Богам, тоже.
— Ой, князя дочь, прости, господин, — поправилась без капли смущения.
Андрей заезжал дней семь назад, деньги привозил. Говорит у них с Грацией все хорошо, а сам смурной какой-то и Грация не появляется. А как раньше любила покомандовать! Будто лучше её в хозяйстве разбирается. Лучше опытной экономной разумной тиренки, матери пятерых детей, всю жизнь несшей на себе заботу о целом доме! А у самой ничего своего и ни одного ребенка! Простите, Предки, если не права. (В глаза Грации никогда такое не говорила, наоборот, слушала, открыв рот, и во всем поддакивала).
