Тени заезжего балагана - Кочерова Дарья
Оябун скрестил руки на груди. Ёсио так и не сумел понять, тянул ли глава время, или и впрямь рассчитывал на помощь ведьмы.
— Хорошо, — наконец, кивнул Итиро Хаяси. — Но, если ты хоть пальцем тронешь Уми, я тебе этого так просто не оставлю.
— Прибереги угрозы для своих людей, — последовал надменный ответ. — Мне нет резона вредить девочке.
Ёсио чувствовал, что за последней фразой ведьмы крылось не прозвучавшее «пока», и потому он всё своё внимание сосредоточил на ведьме, чтобы сразу подловить её на подлости и без всякой жалости пристрелить.
Ведьма же выпустила руку Уми и принялась плести в воздухе какие-то замысловатые узоры. Уми стояла с отсутствующим выражением лица, словно кто-то хорошенько приложил её по голове. Неужели так влияло колдовство? Быть может, зря оябун не разрешил им вмешаться и вытащить Уми? Грохнули бы ведьму, да и дело с концом.
Но Ёсио не мог нарушить прямого приказа своего главы, и потому ему оставалось лишь крепче сжать рукоять револьвера и выжидать, что дальше предпримет ведьма. Хотя Ёсио не раз слышал, что со смертью колдуна развеиваются и его чары, но проверять именно теперь, лжёт народная молва или нет, было бы слишком рискованно.
Несмотря на то, что прежде ведьма помогла вернуть беглого сына в семью и раздобыть мальчишке портрет его матери, никто из собравшихся так не видел явного проявления колдовства. На какой-то миг Ёсио даже показалось, что между Уми и ведьмой будто бы протянулась тонкая красная нить…
Но стоило ему моргнуть, как наваждение исчезло.
— Я вынужден остановить это мракобесие, — подал голос Ооно. Он уже подобрался почти к самым подмосткам, и его люди, оттеснив горожан, окружили его — в их числе был и тот писаный красавец, что со шрамами. —Что вы тут устроили? Колдовство запрещено указом самого императора!
Ведьма опустила голову и уставилась на говорившего. Ооно стойко выдержал её взгляд.
— Слепое орудие закона, разве жизнь человека не важнее следования твоим драгоценным правилам?
— Ты не служительница Дракона, и потому не имеешь право использовать свою силу, — неумолимо продолжал Ооно.
— Как быстро люди забыли о том, что магия всегда была величайшим даром для всех, а не только для избранных, — ответила ведьма, не прекращая своих странных движений. — Даром, который не только мог разрушать и отнимать жизни, но и помогать.
На балаган вдруг набежала тень: задрав голову Ёсио увидел чёрную грозовую тучу, которая наползала на них с горы Риндзё. И откуда только взялась — до этого ничего не предвещало скорой грозы! Неужели колдуны могли каким-то образом влиять и на погоду? Ёсио очень хотелось бы верить, что нет, иначе их шансы одержать в заварушке верх могли заметно сократиться. Если ведьма начнёт швыряться в них молниями, вряд ли хоть кому-то в балагане удастся уцелеть.
Народ тоже пришёл в волнение: загудел, как комарьё у реки. Кто-то под шумок даже начал сваливать. Значит, на чудеса рты разевать им нравилось, а как дело запахло жареным, так сразу в кусты? С другой стороны, что взять с простых катаги, за всю жизнь не державших в руках ничего тяжелее кисти для письма? Пускай валят к демонам — чем меньше в балагане останется безоружного народу, тем больше места будет, чтобы разгуляться. Если пострадает кто-то горожан, Китамура им потом житья не даст, всю плешь проест…
Он тронул за локоть стоявшую рядом Томоко — ей тоже следовало уходить. Оябун с них три шкуры сдерёт, если домоправительница пострадает. Томоко подняла на него потемневший от беспокойства взгляд. Тревожится за Уми не меньше остальных, вот только помочь ничем не сможет.
Ёсио едва заметно качнул головой назад. В глазах Томоко отразилось понимание. Прежде чем уйти, она бросила ещё один взгляд на подмостки, в котором блестела тревога, ухватила Ёсио за локоть и прошептала:
— Не дай никому навредить ей!
Ёсио кивнул — слова тут были излишни. Когда Томоко пятясь, скрылась за ближайшим шатром, одной тревогой на сердце стало меньше…
— В последний раз говорю тебе, колдунья: отпусти девушку и сдавайся! И, может быть, мы сохраним тебе жизнь, — продолжал увещевать Ооно. Неужели всё ещё рассчитывал, что дело удастся решить миром?
Ёсио же не питал пустых надежд. Он дал знак Исибаси и паре ребят, попавших в поле зрения — пусть держат мечи наготове.
— Жизнь? — невесело хохотнула ведьма. — Заставить меня отказаться от магии — всё рано что запретить дышать. Разве заслуживает кто-либо такой жалкой судьбы? Ни у кого нет такого права, ни у кого, даже у… императора.
Краем глаза Ёсио заметил, как вздрогнул Ямада. Неужто его так впечатлили слова ведьмы? Рюити Араки же, напротив, окаменел. Он так крепко сжал кулак, что его шёлковый пояс окропили кровавые бусины. А с ним-то что не так? Неужели у хозяина балагана и его артистки случился разлад, и ведьма начала действовать на свой страх и риск? Всякое могло статься…
— Раз ты отказываешься подчиниться по доброй воле, то я, Юхэй Ооно, заместитель главы тайной полиции, объявляю тебя изменницей и врагом империи Тейсэн. А за сопротивление, оказанное при аресте, ты будешь убита. Взять её!
Тот, что со шрамами, двигался нечеловечески быстро. Не успел Ёсио вдохнуть — как полицейский взлетел на подмостки, словно у него за спиной вдруг выросли крылья. Сверкнуло лезвие меча, нацеленное ведьме прямо в сердце. Она отшатнулась от него, и Уми, словно безвольная кукла, шагнула следом.
— Не приближайся! — ведьма ухватила Уми за плечи и прижала к себе, словно обнимала. Но на деле в руке ведьмы сверкнуло лезвие кинжала, которое она прижала к основанию шеи Уми. — Иначе ей конец!
Вот же сука! Ёсио вскинул револьвер и взвёл курок. Стоявший чуть впереди оябун сделал то же самое. Но стрелять в ведьму сейчас было бы чистым безумием — она и впрямь держала Уми так, что голова девушки покоилась у неё на плече, закрывая обзор. А если ранить ведьму, то ничто не помешает ей взмахнуть кинжалом и перерезать Уми горло…
Среди зрителей кто-то тоненько взвизгнул — и началась паника. Словно многоголовая волна, люди ринулись прочь из балагана. Якудза и тайная полиция их не задерживали — чем скорее горожане уберутся отсюда, тем лучше для них же самих.
Держа револьвер на изготовке, Ёсио следовал за оябуном, который бросился к подмосткам. Его нагнал Исибаси с двумя мечами в руках — один он бросил Ёсио, и тот поймал его на прямо на лету. Теперь, когда с ним был его верный стальной друг, на душе стало как-то спокойнее — если в такой ситуации вообще возможно оставаться спокойным. Привычным движением Ёсио пристегнул меч к поясу, и двинулся дальше.
Но окружить подмостки якудза не успели: путь им перегородили артисты балагана, слишком хорошо вооружённые для сброда. Они встали в два ряда так быстро, словно репетировали это построение наравне со своими номерами, с которыми выступали на сцене. Стоявшие впереди ощетинились мечами, а старики, женщины и даже дети, прикрывавшие их со спины, нацелили на якудза револьверы.
Разорви их демоны! Похоже, актёришки готовились к нападению ничуть не меньше клана Аосаки и тайной полиции.
Оябун сделал знак, и все остановились. Ооно и его люди тем временем гнали горожан прочь с поляны: кто-то даже выстрелил в воздух, чтобы привлечь внимание и хоть немного утихомирить воцарившуюся в толпе панику.
— Лучше пропустите нас по-хорошему, — пригрозил Итиро Хаяси артистам. — Мы не хотим, чтобы пролилась кровь.
— Она прольётся, хочешь ты этого или нет, — глухо ответила плотная рябая девица, которая, похоже, была у них заводилой. — Мы не дадим вам добраться до нашей госпожи.
Ёсио едва ли слышал, что сказала рябая девица — он уже решил убрать её первой. Хоть и вооружённые до зубов, артисты балагана не казались опытными воинами. Если они лишатся своего предводителя, их боевой дух заметно упадёт. А кого-то, быть может, даже заставит обратиться в бегство. Другое дело якудза — сегодня в балагане собрались лучшие ребята, каждый из которых побывал не в одной схватке и вышел оттуда живым…
