Пола Вольски - Сумеречные врата
Ренилл кивнул, и они оба покинули кабинет.
Через три дня Ренилл а вызвали к во Труниру. Он застал протектора за столом, заваленным грудой бумаг; немного больше седины в волосах, немного более, чем обычно, усталое и раздраженное лицо, однако в целом можно было сказать, что недавние события почти не изменили главу ведомства.
— Садитесь, Чаумелль.
Протектор закурил. Сложные манипуляции с трубкой выдавали несвойственное ему беспокойство. Он тщательно примял табак в чашечке и наконец поднял взгляд на своего подчиненного: — Не будем тянуть время. Вы знаете, зачем я вас вызвал?
— Полагаю, протектор, что по поводу моего предложения об учреждении авескийской школы в УудПрае. Что-то в моем проекте требует разъяснений или дополнительных обоснований?
— Ничуть. Совершенно ясный и прекрасно обоснованный проект. Отличная работа.
— Благодарю вас, сэр.
— Шивокс тоже так считает. Вам должно быть лестно заметить, как быстро он вынес положительное решение. И даже предложил доступные источники финансирования. Я не припомню, чтобы он прежде поддерживал какую-либо идею с таким искренним энтузиазмом.
— Счастлив слышать это, сэр.
— Думаю, вы можете не сомневаться, что ваш проект пройдет. Меня это радует. Думаю, бедняжка гочалла была бы довольна. Помните, сколько шума она поднимала из-за своего разваливающегося дворца?
— Вам она была по душе, не так ли?
— Редкая женщина! Она не была нам другом, но, в конце концов, ведь она приказала своим подданным сложить оружие. За это мы перед ней в долгу.
Во Трунир задумался.
Неуютная пауза затянулась, и Ренилл, встревоженный и недоумевающий, наконец нарушил молчание:
— Что вы думаете по поводу выделения средств на исследование феномена, сопровождавшего гибель ДжиПайндру?
— Мое мнение вам известно. Ученые чудаки, занимающиеся грозами, атмосферными явлениями и сейсмическими возмущениями, будут в восторге, но кто им заплатит? Мы, окруженные руинами Малого Ширина и все еще неспокойной ЗуЛайсой, не можем позволить себе роскошь потворствовать удовлетворению академического любопытства.
— Это ни в коем случае не роскошь, протектор. Эта так называемая гроза в действительности…
— Увольте. Мы обсуждали этот вопрос по меньшей мере дважды. Ваши взгляды мне известны, и иногда я начинаю думать, что вы так же внушаемы, как и эти желтые. О, люди… —У во Трунира побелели ноздри. — Вы слышали, что наплели их фанатики? Настоящая опера «Сумерки Богов»!
— На мой взгляд, непростительно…
— Непростительно разбазаривать наши жалкие фонды на маловажный предмет. Поймите, я разделяю ваше любопытство. Той ночью мы наблюдали поразительное небесное явление. Может быть, позже, когда мы будем свободнее в средствах…
— Когда Врата окончательно закроются и пройдут годы… Неужели вы не понимаете…
— Врата! Каково выражение! Будьте благоразумны и следите за своим языком. Для вашего же блага.
— Благоразумным? Разумеется! Давайте будем благоразумны. Разум подсказывает необходимость внимательного изучения материальных свидетельств, не так ли? Исследование пыли ДжиПайндру…
— Выбросьте пыль из головы, Чаумелль. Это уже не ваша забота.
— Это забота…
— Я вызвал вас не затем, чтобы рассуждать о какой-то пыли, развалинах храмов или капризах богов.
— Так зачем же?
Последовала вторая неловкая пауза, затем протектор неохотно проворчал:
— Вопрос, который я вынужден поднять, касается достаточно личных вещей.
Ренилл заподозрил, что эта фраза была отрепетирована заранее. Он ждал продолжения.
— Я имею в виду вашу открытую связь с гочанной Джатонди, Чаумелль.
— Мы помолвлены, протектор.
— Прекрасно. Вы помолвлены. Тем хуже. — Не дождавшись ответа подчиненного, во Трунир, преодолевая неловкость, продолжал: — Нет нужды указывать вам на неуместность такого союза. Обратите внимание, у меня лично нет никаких возражений. Я знаком с гочанной и нахожу эту девушку достойной восхищения. По моему мнению, вы оба можете делать что вам угодно, но приходится учитывать и мнения других, которые находят такой брак возмутительным… отвратительным и противоестественным. Признаюсь вам, я засыпан жалобами и требованиями принять решительные меры.
— Догадываюсь, откуда они исходят.
— Из самых различных источников. Кажется, вы не понимаете, насколько больное место задели. Многие из нас считают смешанный брак едва ли не скотством.
— Это довольно мерзкая точка зрения, протектор.
— Согласен. Но она существует. Взгляните в лицо фактам. В нашем положении связь с туземными женщинами практически неизбежна. Я не говорю, что они желательны, но мы всего лишь смертные люди со всеми их слабостями, и такие вещи случаются. И, вероятно, в том нет большого вреда, при условии, что все происходит в границах пристойности. Уединенный домик для женщины… незаметные визиты… без открытого нарушения приличий.
— Мы с гочанной собираемся пожениться через три недели. — Ренилл был вне себя от ярости, но лицо его оставалось неподвижным.
— В таком случае боюсь, что вы не можете больше представлять интересы Вонара здесь, в Кандеруле. Видите ли, ваш поступок отразится на всей Авескийской гражданской службе. Слишком многие сочтут, что вы опозорили всех нас.
— Понимаю, — холодно ответил Ренилл. — И конечно, не имеет никакого значения, что женщина, о которой идет речь, принадлежит к царствующему дому и проявляет безмерную снисходительность, соглашаясь принять меня как своего супруга. Что она хотя и некоронованная, но новая гочалла Кандерула.
— Молодая леди может считать себя таковой… — протектор с необъяснимым интересом смотрел в окно. — Надо сказать, насколько мне известно, конгресс в Ширине готов объявить Кандерул Вонарской территорией. Как только это решение будет ратифицировано и местное самоуправление официально отменено, леди потеряет свой титул. Ей, разумеется, будет предложено щедрое возмещение. И несомненно, ей будет позволено сохранить часть собственности и земельных владений.
— Позволено? Вонарский конгресс не имеет права…
— И вы, конечно, сознаете вытекающие отсюда политические проблемы: конфликт интересов, разделение власти… Весьма щекотливое положение. И вы не можете не понимать, почему сейчас брак и даже открытая связь вонарского чиновника с авескийской женщиной — в особенности с этой женщиной — совершенно неприемлемы. Поверьте, Чаумелль, мне очень неприятно ставить вас в такое положение, особенно в свете ваших выдающихся заслуг во время осады. Однако бывают такие обстоятельства, когда вонарец должен забыть личные предпочтения. Я понимаю, какой жертвы требует от вас долг, и охотно предоставлю вам неограниченное время для принятия решения…
