Алена Даркина - Убывающая луна: распутье судьбы
— Магия? — спросил герцог по дороге.
— Нет, — также кратко ответил Загфуран. — Магию почувствует какой-нибудь духовник или маг из сторонников Мирелы. Я всего лишь использовал угрозы. Но я сказал то, до чего ваши люди не додумались.
7 ухгустуса, Беероф
Когда Мирела следовала в карете во дворец, где в Зале Совета ее должны были судить, на улице началась настоящая демонстрация. Кроме придворных, сопровождавших ее до места, присоединилось множество горожан, в полной тишине, нарушаемой всхрапыванием лошадей, топотом ног да скипом рессор они следовали по улице, будто говоря: мы ничего не забыли. Принцесса — серьезная и сосредоточенная — следила взглядом за этим волнующимся океаном. Они помнили ее отца, помнили, сколько крови он пролил и как он поступил с доброй королевой Езетой. И они знали, что самое худшее, что они могут сделать сейчас — это начать беспорядки. Тогда обвинения против Мирелы — будто она поднимает мятеж, чтобы занять престол, — будут иметь под собой веские основания.
В воротах дворца их встретил Элдад Бернт.
— Вчера Яхсу, дочь этой шлюхи привезли, — горячо зашептал кто-то позади, — так тут целое представление устроили, чуть ли не как королеве ей кланялись. А тут подлеца встречать послали. Мерзавцы.
Мирела не обернулась на голос. Она понимала возмущение дворянина, но ей нужно смирение. Не подавая руки Бернту, она подождала, пока один из графов, сопровождавших ее, поможет ей выйти, а затем последовала за гофмейстером, оставив защитников за воротами. Она удалялась, их голоса постепенно стихали, а когда за нею захлопнули двери дворца и вовсе умолкли: все поглотили гулкие шаги дворцовой стражи. Но принцесса чувствовала себя так же уверено. Казалось, за спиной не королевская стража, а духи Эль-Элиона, посланные ей на защиту. "Тем, кого любит Бог, ничто не повредит, — пришли на ум слова, прочитанные утром в книге Вселенной, — Эль-Элион хранит их у себя на груди… — она уверенно повторила. — Ничто не повредит!"
В Зале Совета в креслах расположились дворяне, которых покойный Манчелу, якобы назначил в регентский совет — ее судьи. У окна, оградили место для короля. Напротив еще одно огороженное место — для нее. У стены, между этими двумя полюсами — место обвинителя. Мирела не взглянула на него, также как на опекунский совет, — прошествовала к своему месту. На какое-то время все стихло в ожидании, когда король Еглон займет свое место. Он не задержался. Стукнули копья стражи, герольд провозгласил:
— Его величество, Еглон Второй.
Все поднялись, и Мирела была первая. С кротким достоинством, она наблюдала, как прошествовал к своему трону брат в сопровождении стражи. На сестру он даже не взглянул. И хотя его место расположили напротив подсудимой, смотрел он как бы сквозь принцессу. Но девушку это не смутило: она приготовила себя к самому худшему.
Суд начался. Вчера она еще раз отказалась от защитника. Граф Огад зачитывал обвинения громко и выразительно. Что только ни вменялось ей: дерзость, потакание врагам государства, укрытие преступников, побуждение к мятежу сначала против короля Манчелу, а потом против короля Еглона, бунт против Святой церкви… Принцесса отвечала спокойно и твердо и обращалась исключительно к королю. Она сама обличала присутствующих.
— Вряд ли в Кашшафе найдется более смиренная подданная его величества, — говорила она брату. — Я смиренно прошу проявить уважение к моей вере, в которой я родилась и выросла. Я не из тех, кто верит в Эль-Элиона по приказу. Моя вера неизменна и точно так же неизменна моя любовь и почитание короля.
— Вы бунтуете сейчас так же как бунтовали и против отца, достойного короля Манчелу, — обвинитель потерял терпение. — Если бы не ваше упрямство, на юге не начались бы восстания. Это вы своими поступками подтолкнули их к неповиновению.
— Вы недостойны упоминать имя моего отца, — Мирела тоже начала горячиться. — Он больше заботился о благе страны, чем все вы вместе взятые, и никогда не приписывал мне поступков, которых я не совершала.
Несмотря на то, что уже почти два часа она стояла на ногах, принцесса не чувствовала усталости, она разрумянилась, глаза ее блестели — никогда еще она не была так хороша, как сейчас.
— Моя леди, — возмутился один из судей. — Кажется, вы хотите нас оболгать перед его величеством?
— Я никого не хотела обвинять, — постаралась успокоиться Мирела. — Я хотела сказать правду, какой ее вижу.
— Вы утверждаете, что никогда не желали зла королю, что вы смиренная подданная его величества. А что вы скажете на это?
Самые серьезные обвинения палачи — иначе Мирела не могла их назвать — оставили напоследок. В зал ввели Векиру. Девушка была тщательно одета и причесана, но выглядела бледной и безжизненной. Она еле слышно произносила обвинения, не глядя на госпожу. Несколько раз ее просили говорить громче. Когда она умолкла, в зале воцарилась тишина.
Граф Огад поблагодарил горничную, и ее вывели из зала.
— Что вы скажете в свое оправдание? — задали вопрос принцессе. — Вы имели общение с бунтовщиком и заговорщиком Рекемом Бернтом.
— Я имела общение с человеком, который ходатайствовал перед королем Манчелу о помиловании своей матери. Тех слов, что передает эта девушка, я ни разу от него не слышала.
— Итак, вы не отрицаете, что беседовали с ним. Вы передавали через него письмо королю Лейна?
— Да, я передавала письмо кузену. Умерла моя мать, а я тяжело заболела, я была уверена, что…
— Довольно оправданий. Теперь ваша вина ни у кого не вызывает сомнений. Если раньше еще могло показаться, что вы всего лишь по неразумию вдохновили мятежников на страшное преступление — убийство короля — то теперь не остается сомнений, что вы делали это осознанно и стояли во главе заговора, — обвинитель повернулся к судьям и провозгласил. — Судите же по всей строгости закона. Не смотрите на благочестивую внешность — под ней скрывается не только неповиновение королю, поставленному на царство Эль-Элионом, но очерствевшее сердце, готовое убить собственного отца, чтобы добиться власти. Со временем она пожелает точно также убить и своего брата.
— Чтобы выдвигать такие обвинения, — воскликнула Мирела, — надо видеть письмо, которое я написала в Лейн. Я никогда не желала смерти королю!
— Вряд ли мы сможем добыть такую улику, хотя она была бы очень к месту сейчас. Но мы имеем свидетеля, который читал это письмо, и не будет лгать. Она осознала всю преступность ваших замыслов и искупила свою вину чистосердечным признанием.
— Эта девушка никогда не читала моих писем! Она горничная.
