Дмитрий Лебедев - Многоликое волшебство
Но да это все к делу не относится. На чем это мы остановились? Ах да, заклинание. Ну, например, вот это вполне может подойти.
Тиллий написал остро отточенным пером несколько рун, затем добавил к ним адресацию воздействия и обрамил фразу затейливым рисунком, долженствовавшим усилить действие заклинания, который как-то раскопал еще работая в библиотеке Братства. Самому проверить его на деле — не доводилось, а если бы и доводилось, то толку от того было бы немного, потому как любое заклинание можно использовать лишь однажды. Почему — никто толком объяснить не мог, так что ничего не оставалось, кроме как относиться к этому, как к явлению природы. Почему необходимо было нарисовать море? А потому. Пусть себе голову ломает тот, кому заняться больше нечем, а он найдет себе занятие в жизни получше.
Да, особенными талантами в области каллиграфии он никогда не отличался, и вряд ли когда-нибудь его бумажки захочет приобрести музей Братства Слова, чтобы выставлять в рамочке, показывая молодым книжникам, как это надо делать, но, вроде бы, все основные структурные знаки расставлены правильно, а сеть указаний наложена точно и вполне читается. Можно ли хотеть от жизни большего? Да, он, собственно, никогда и не стремился к особенному украшательству. Лишь бы сработало — и ладно.
Тиллий торжественно прошествовал к поджидающим его в плотном строю воинам. Уж здесь-то надо соблюдать обрядовость. Нельзя же, чтобы всяк мог подумать, что сотворить заклинание — дело нехитрое и любому доступное. Здесь без лапши на уши — никуда. Вытянув в одной руке расправленный лист с руническим письмом, другую он воздел к небесам и низким, насколько мог, голосом начал читать заклинание. Сильно низким не получалось. Так, скорее трескучим и скрипящим слабым баритоном, но все же лучше, чем старческим фальцетом.
Зрители замерли, боясь пошелохнуться. Все-таки древний, неведомо чей язык, на котором творились все заклинания, оказывал на людей удивительно сильное подавляющее воздействие. Казалось, что на этом языке могут говорить только боги. Знали бы, собственно, зрители, насколько примитивны и немудрены были произносимые слова, переведи он их на любой из живых языков. Тиллий вспоминал, как долго он боролся с приступом смеха, когда смог перевести произнесенное его учителем заклинание, призывавшее бурю. Очень напоминало детский лепет про тучку, дождик и молнию пых-пых.
Дочитав до середины, он бросил беглый взгляд на свою аудиторию. Размытые силуэты лишь отдаленно напоминали человеческие, и у него закралось даже сомнение, не перепутал ли он призрачных воинов с воинствующими призраками. Недоброе предчувствие зашевелилось в нем, и Тиллий почел за лучшее дочитать поскорее, а там уже — по результатам. Или торжественно указать воинству, куда тому теперь следовать, или же быстренько пробубнить издавна хранимое про запас заклинание переноса в пространстве.
Нет, кажется все обошлось. Осталось только с максимально таинственным видом сжечь лист с заклинанием, раз уж для музея его не востребуют, и помахать им ручкой. Счастливого, мол, пути, смертнички.
— А ты, того, — пробубнил из-за спины Грэмм, — ничего себе это сделал. Я даже не ожидал.
Ах ты скотина, подумал книжник. Ты это меня, что ли проверять затеял? Но вслух сказал:
— Вот так.
Что это многозначительное заявление значило, он и сам толком не знал, но произнеся его, Тиллий с достоинством побрел в сторону шатра, вполне собой довольный, а Грэмм, вскочив в седло, поскакал к войскам.
* * *Изменчивая игра всполохов и теней почти не позволяла оценивать, что из происходящего реально, а что является искусно выполненной иллюзией. Руффус искренне надеялся, что у Серроуса в голове творится такая же неразбериха.
Пока где-то в вышине уже достаточно долго протекало противоборство огненной птицы с водяным демоном, периодически обдавая братьев клубами более чем реального пара, принц обрушил на противника камнепад, оказавшийся на поверку чисто иллюзорным, но тем не менее с помощью этого удалось отогнать его поближе к границе круга, а то уж больно резво он наседал последние минуты… или часы, а, может, и дни. Ощущение времени пропало настолько, что принц не удивился бы, узнав, что они сражаются уже несколько недель, в той же степени, как если б ему сказали, что прошла всего пара минут.
Над ними нависал поток света, исходивший, ясное дело, из Усыпальницы, и последнее время они были заняты, в основном, чем-то вроде перетягивания каната, пытаясь подтянуть к себе то место, где поток распадался на два рукава, впадавшие в каждого из них. Дотянувшись до развилки, можно было рассчитывать перехватить поток энергии, достающийся противнику и, скорее всего, решить тем самым исход всего поединка.
Успехи обоих на этом поприще были весьма условными, но попытки продолжались с навязчивой настойчивостью.
Воспользовавшись тем, что Серроус оказался у самой границы, принц накинул на поток некоторое подобие силового захвата и почти преуспел, приблизив к себе развилку метра на два, но в этот момент Серроус картинно воздел руки, картинно, потому как давно уже стало ясно, что ему нет никакой необходимости махать руками, чтобы управляться с магической энергии, призывая некие силы.
Земля содрогнулась, словно в предродовых муках. Вполне осязаемая волна прошла по ней, оставляя после себя плотную сеть более или менее глубоких трещин, у Руффуса была полная уверенность, что последствия этого малого землетрясения распространяются и за пределами огненного кольца, и наконец разродилась мгновенно возносящимся вверх остро отточенным шпилем. Словно нож сквозь масло прошло это каменное лезвие и через водяного демона, заставив того лопнуть, разлетаясь обжигающими струями пара, и через огненную птицу, замершую на миг пронзенной и затихшей на вершине скалы, и осыпавшуюся раскаленными ошметками вулканической лавы. А пик достиг развилки в реке силы, легко срезал, словно тесемку, захват, наброшенный Руффусом, и вонзился в сам поток, рассекая его все выше и выше. Эдакое решение, не нашим не вашим, но уж лучше так, чем только вашим.
Возбужденное трепетание ожившего за спиной грифона сбилось с ритма, от чего принц содрогнулся и застыл в парализованном состоянии, с нелепо вывернутыми руками и ногами, судорожно пытаясь захватить ртом хоть глоток воздуха и лишь обжигая горло попадающим туда паром.
Единственное утешение, что и Серроус не избежал той же участи и так же корчился на противоположной стороне круга.
Взглянув под ноги, Руффус увидел разверзшуюся перед ним бездну. Никакого дна у трещин не наблюдалось и в помине, но от подобного созерцания его быстро отвлекли падающие на него камни. Столб, достигнув высоты метров в сто, начал сам по себе разваливаться, низвергая осколки во все стороны.
