Светлана Крушина - Все пути ведут на Север
— И даже после этого пленный не заговорил?
— Нет, ваше величество.
— А где нашли письмо?
— В камере у пленного. Кто доставил его, дознаться не удалось.
— Не удивительно, — заметил Барден.
— Прикажете допросить тюремщиков?
— Нет, Риттер, это ни к чему. Письмо не имеет никакого значения.
Командующий неопределенно пошевелил бровями, что означало: «Вам виднее». Он давно отвык оспаривать приказы императора.
— А что прикажете делать с Клингманном, ваше величество? Провести допрос в более жесткой форме?
— Лучше отправьте парня на границу, — ответил Барден и добавил: — Кажется, он давно уже рвется на войну.
Он замолк, задумавшись. Риттер терпеливо ждал. По спальне гулял сквозняк, ноги стыли на голом каменном полу. Риттер думал о том, как бы поскорее вернуться в постель, под теплое меховое одеяло, а император вовсе не замечал холода и сидел неподвижно, подперев рукой подбородок.
— Я хочу видеть пленного, — сказал он вдруг.
— Сейчас? — ужаснулся Риттер, поняв, что о возвращении в постель ему лучше забыть.
— Сейчас, — подтвердил Барден. — Немедленно.
За полгода Барден успел привыкнуть, что его юная ученица смотрит на него не иначе как с восторгом и обожанием. Он вообще привык видеть сильные чувства в обращенных на него взглядах людей. Но так, как Илис, не смотрел на него никто.
А теперь в ее черных глазах была печаль, укор и настороженность. Еще сама того не понимая, она начинала его бояться, а скоро начнет ненавидеть. Барден подавил невольный вздох и сказал себе: надо с этим кончать.
— Ты не уехала? — спросил он отрывисто, подняв взгляд от бумаг, загромождавших его письменный стол.
Илис опустила ресницы.
— Как видите. А вы хотите, чтобы я уехала, учитель?
— Я уже говорил тебе, что военный форт — неподходящее место для молодой девушки.
— Однако, до сих пор вы не слишком возражали против моего пребывания здесь. Скажите честно, герр Данис, вы на меня очень сердиты?
— Вовсе нет.
— Я вам почему-то не верю.
— Дело твое, Лисси, верить мне или нет.
— Вы же разговариваете со мной сквозь зубы! — теперь Илис смотрела прямо ему в лицо.
— Тебе это кажется.
— Нет, не кажется, — настаивала невыносимая девчонка. — Раньше такого никогда не было.
Барден промолчал. Выяснять с ней отношения или объяснять что-либо он не собирался. Он не привык отчитываться в своих поступках.
— Полагаю, — сказал он, — ты дожидалась меня не просто так. Ты хотела сказать что-то.
— Да, правда, — кивнула Илис. — Я хотела поговорить с вами о Грэме.
— Нет. О нем мы разговаривать не будем.
— Почему?
— Потому что это не имеет смысла.
— Что-то я вас не понимаю, — тихо проговорила Илис. — Как это — не имеет смысла?
— Очень просто. Грэм Соло мертв. Как по-твоему, есть смысл разговаривать о покойниках?
— Мертв? — еще тише переспросила Илис, слегка побледнев. — Это правда?
— Я тебя когда-нибудь обманывал, Лисси?
— Поклянитесь!
— Чем ты хочешь, чтобы я поклялся? — спокойно спросил Барден.
Илис медленно привстала со стула.
— Вы убили его?
Барден молчал и смотрел на нее. Губы у Илис вдруг начали прыгать.
— Вы что же — запытали его насмерть? Ну, отвечайте! Что же вы молчите? Убийца! — крикнула она вдруг. — Ненавижу вас!
Не дождавшись ответа, она сделала то, чего Барден никак не мог от нее ожидать. Он-то приготовился встретить и отразить очередное разрушительное заклинание, порождение ее гнева, но Илис внезапно рухнула обратно на стул, уронила руки на стол, голову — на руки, и расплакалась. Барден слегка опешил. Он и не подозревал, что Илис вообще способна плакать.
Он не двинулся с места и не сделал никаких попыток успокоить ее, но только когда Илис, слегка успокоившись, подняла, наконец, голову, она обнаружила на столе перед собой белоснежный платок и металлический кубок с водой.
— Выпей воды, — сказал Барден тихо. — Это поможет тебе взять себя в руки.
Илис схватила кубок двумя руками и стала пить. Зубы у нее стучали, и половину воды она пролила на себя. Выругавшись, Илис отпихнула кубок, едва не опрокинув его, подцепила со стола салфетку и принялась яростно вытирать ею лицо. Барден, с видом отстраненным и почти равнодушным, наблюдал за нею, опершись локтем о стол.
— Простите за истерику, — смогла, наконец, выдавить из себя Илис. — Уже все, я уже почти успокоилась.
Барден кивнул, продолжая молчать.
— Вы язык проглотили? Или просто не хотите со мной разговаривать?
— Нет, Лисси. Я просто не знаю, что тебе ответить.
— Не знаете? — Илис хлюпнула носом, утерла последние слезы и пошла в атаку. — Вы могли бы, например, начать оправдываться, напомнив мне об интересах империи и все такое. Или указать мне на то, что и я тоже виновата в смерти Грэма. Или…
— Достаточно, — тихо прервал ее Барден. — Вот видишь, ты и сама все знаешь. Что же ты хочешь услышать от меня?
— Сволочь вы все-таки, — тоскливо сказала Илис. — Если вы знали, что так все кончится, почему меня не остановили?
— Вообще-то, я пытался.
— Плохо пытались.
— А своей головой ты подумать не могла?
Возразить на это было нечего. Илис сидела, мрачно глядя на императора покрасневшими глазами, и в голове у нее было пусто. До того, как расплакаться, она действительно какой-то момент ненавидела Бардена, но теперь чувствовала только тоску и горечь.
— Мне придется уехать, — сказала она.
— Знаю, — ответил Барден.
— Навсегда уехать.
— Разумеется, навсегда.
— И вам это все равно? — вырвалось у Илис.
— Какая разница? Все равно остаться ты не сможешь.
Илис немного подумала. Опять Барден был прав. Какая-то часть ее души очень хотела остаться, но с каким чувством она будет каждый раз смотреть на него?
— Да, не смогу, — подтвердила она после паузы.
— Имей в виду, Лисси, что любой храм Гесинды в империи с радостью примет тебя.
— Н-нет, — с запинкой сказала Илис. — Не думаю, что я останусь в Касот. Здесь слишком велики шансы снова наткнуться на вас.
— Тогда будь осторожнее, — кивнул Барден. — Насколько мне известно, Авнери еще не отказались от своих намерений относительно тебя.
— Ничего, как-нибудь. Прятаться я научилась хорошо. Хотя, кажется, я за последний год слегка отвыкла от этого.
Они помолчали, глядя друг на друга. Барден изо всех сил сдерживался, чтобы не прибегнуть к ментальной магии и не объяснить напрямую Илис все то, что не мог сказать вслух. Сентиментальным я становлюсь на старости лет, подумал он с неудовольствием. Ничего, ничего, терпи, не развалишься. Смог соврать, смоги и вытерпеть последствия своего вранья.
