Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола
"Как по писаному чудны людские дела, Господи! За что, спрашивается, квиетисты-апатики боролись с магией, колдовством, с врагами-эргониками? Уж не за тем ли, чтобы войти в христианскую общечеловеческую историю вульгарными волхователями и скотскими пастухами-пастырями?.."
Истовое православие и ранее ничуть не мешало нашему герою довольно скептически относиться к букве четырех эктометрических евангелий христианства. Он совмещал осознанную внутреннюю веру и необходимое истинное знание вне псевдоканонического фундаментального пиетета, текстологически творящего из тетрады Святого писания полноразмерного кумира от альфы до омеги, в коем будто бы ничего нельзя ни прибавить, ни убавить.
Начетчиком-талмудистом, буквоедом-фундаменталистом, поклоняющимся тексту, Филипп ни в коем разе не был. Он не желал буквально и бездумно профанировать многозначное христианское благовествование наподобие того, как невежественный магометанин азимутально превозносит Коран, а необразованный иудей — Тору.
Православный Филипп был полностью согласен со Святым апостолом Павлом: изначально "буква мертва, но дух животворит" многое, в том числе и благую мессианскую весть. Прочее же, в его харизматической гомилетике и экзегезе, априорно идущее излишне близко к тексту, позволяет мирским еретикам и начетчикам коверкать евангельское предание, облыжно приписывая боговдохновенность секулярным людским измышлениям.
Иными словами, текстологические фундаменталисты без разбора творят себе идолов из феноменально человеческого гуманоидного рукописания, где истинного слова Божия и руководимого свыше начертания нет и быть не может.
"Какая, прости им, Господи, может быть богодухновенность у полуграмотных переписчиков, едва владевших письмом на койне? Или же у недоучившихся толковников-переводчиков, не ведавших о знаках препинания в классической латыни?"
Так Филипп Ирнеев рассуждал еще до того, как удостоился посвящения в рыцари ордена Благодати. И даже тогда он смиренно признавал желательность и необходимость истинно верующим обрести слово Божье в благовествовании, в каком бы то ни было виде, дошедшем до наших дней спустя века и тысячелетия.
Теперь же рыцарь Филипп имел возможность взглянуть на евангельские тексты проницательным оком инквизитора и экзорциста, изгнав из переводов на новые языки гуманистическую составляющую благой силой истинной веры, помноженной на харизматическое знание.
"Грех не воспользоваться, когда б с Божьей помощью, ревностно помолясь в утреннем ритуале…"
Невзирая на расхожий ветхозаветный трюизм, будто во многая мудрости кроется многая печали, Филипп нисколько не разочаровался в собственной вере.
Как ее ни описывай, благая весть о приходе Спасителя останется таковой для тех, кому довольно беспечальной кротости и радостного смирения с истинной мудростью воспринять ее, презрев ложную интеллектуальную гордыню.
— Смиренномудрие, именно этим словом, рыцарь Филипп, мне бы хотелось охарактеризовать отношение наших предшественников-квиетистов к телесному явлению Иисуса Мессии в отсталом языческом племени варваров-иудеев. Предположительно, как могли, они его скрывали в течение тридцати лет от злокозненных поползновений интерзиционистов.
Либо возможен вариант неизреченного пророчества, о коем нам повествует "Обращение Архонтов Харизмы". Того самого пророчества, дезориентировавшего интерзиционистов в Риме, однозначно парализовавшего их активность в провинции Сирия в целом и в ее административных регионах Галилея, Самария, Иудея…
Однако более вероятным мне представляется вариант метропольного интеллектуального пренебрежения, с каким отнеслись высокомерные интерзиционисты к появлению еще одного кандидата в универсальные пророки у невежественных, далеких от римской цивилизации провинциальных колен Израилевых, и без того ранее практически помешанных на регулярно появляющихся в их среде горлопанах и бунтарях, лжеименно объявлявших себя помазанниками Божьими.
Не стоит также сбрасывать со счетов и злополучное рационалистическое безбожие интерзиционистов, коим они заразились от своих секулярных подопечных, совместными усилиями пытавшихся превратить положительное религиозное знание в атеистический инструмент мирской политики.
В их гуманистическом понимании одним варварским пророком больше, одним меньше не имело существенного значения. Наипаче же всего, когда проповедь Иисуса Назореянина была поначалу обращена исключительно к деклассированным элементам, стоявшим вне добропорядочного израильского общества.
Малозначащим для экуменического политического порядка с точки зрения надменных интерзиционистов представлялся и тот факт, что истинный великий пророк явился на Востоке, в низших слоях иудеев, презираемых во всей империи за чванливое невежество и нарочитое отрицание достижений и ценностей западной античной цивилизации.
Кроме того, при изучении "Обращения Архонтов Харизмы" прошу вас, друг мой, обратить ваше внимание на то, как древние интерзиционисты презрели Евангелие от Аполлония Тианского, в безумном атеистическом ослеплении совершенно отрицая исключительный социальный потенциал монотеизма.
В противоположность своим оппонентам, предпочитавшим уповать на властное государственное регулирование, раннехристианские квиетисты сумели разглядеть потенциальные возможности смягчения нечестивой природы человеческой, таящиеся в разделении общества, основанного на идеальных внутренних религиозных началах, и государства, использующего аналоговое внешнее материалистическое администрирование…
"Ага! Богу — божественное, кесарю — кесарийское. В результате безбожные кесари лишаются предвечного права безраздельно властвовать как над обществом, так и в своем царстве-государстве достаточно долгое время."
— …Допустимо предположить: тогдашними интерзиционистами антигосударственные и антиримские тенденции в иерусалимских проповедях Иисуса из Назарета не остались незамеченными. Тем не менее по косвенным признакам мы не обнаруживаем их пагубного воздействия на окружение Мессии.
Тогда как мифологическая концепция незримых ангелов-хранителей, изначально присутствовавшая в примитивном христианстве, заставляет предположить о вероятном участии кого-либо из квиетистов, оказывавших аноптическую поддержку прозелитам нового учения.
В тождестве также заслуживает нашего внимания эпизод Благовещения деве Марии и его достославная интерпретация в харизматических и секулярных источниках.
