Сергей Булыга - Черная сага
А вот мы пришли на капище. Само капище ничего интересного из себя не представляет – это просто пустырь, посреди которого они разводят костры и сжигают на них пленных или своих именитых покойников – ярлов или их ближайших родственников. А возле капища стоит кумирня. Кумирня обнесена высоким каменным частоколом. В кумирню есть только один узкий проход, который к тому же еще почти весь загорожен двумя весьма внушительными каменными изваяниями так называемых Благих Прародителей – Хрт и Макьи. А перед этими изваяниями денно и нощно горит Бессмертный, как они его называют, Огонь. Варвары убеждены, что пройти через Бессмертный Огонь может далеко не всякий. Поэтому мы на нашем утреннем совещании решили так…
Точнее, я на этом настоял: что если и действительно здешняя колдовская сила вдруг не позволит нам проникнуть в кумирню через естественные ворота, то мы тогда применим стенобитные орудия, разрушим частокол… Ну, и так далее. А пока что обе наши когорты расположились развернутым строем на капище, квардилионы произвели перекличку и доложили трибунам, трибуны доложили мне, я принял рапорты и приказал быть наготове… После чего – один! – пошел к тем, как они утверждали, колдовским воротам. Огня я, скажу честно, совсем не боялся. А о свой смерти вообще я тогда подумал вот что: «Обидно! Тонкорукий будет очень доволен! Будет смеяться и говорить, что перехитрил меня, заманив в этот никому не нужный поход. А может, его уже нет в живых, может Тонкорукий уже умер? Тогда зачем я здесь?»…
И я остановился – прямо перед истуканами. Я поднял голову и посмотрел на них. Вид у Хрт был достаточно грозен. Зато Макья имела совершенно безразличное выражение лица. Я опустил голову и посмотрел на огонь, горящий у ног этих идолов. Этот огонь, как считают ярлградцы, бессмертный, он якобы горел всегда, горит сейчас, и далее будет гореть всегда. То есть он, по их примитивным понятиям, видел прошлое, видит настоящее и также будет видеть будущее. Я стоял и смотрел на этот чудесный, как они утверждали, огонь, но ничего особенного увидеть в нем не мог.
Вдруг я услышал чей-то голос:
– Ты кто такой?
Это был очень странный голос! Это как будто проскрипели камни! Я поднял голову…
И увидел, что это они – Благие Прародители – пристально смотрят на меня! Да! Каменные идолы – представьте! – скосили на меня свои каменные глаза. На вас когда-нибудь смотрели камни? Нет? Тогда вам не понять, что я тогда почувствовал. А чувство было очень сильное! Поэтому я… Да это был уже не я, а уже кто-то совсем другой! И он-то, этот новый я, весь дрожа от глупого суеверного ужаса, невразумительно промямлил:
– Я – Барраслав, ваш раб! Хрт, Макья, не оставьте меня!
И, мало этого, он – этот новый я – снял перед ними шлем, покорно склонил голову и замер в ожидании! А истуканы молчали! А он ждал! А они опять молчали! А он опять ждал!.. И, наконец:
– Входи! – сказали… нет, велели они.
И я, как в мороке, шагнул вперед. Огонь меня объял…
Но вовсе не обжег! И я прошел через него и оказался во дворе кумирни. Прямо напротив себя я увидел хижину – весьма невзрачную, замшелую, осевшую от времени. А у крыльца той хижины лежал огромный черный пес. Это, я знал, Хвакир. Хвакир не может встать, потому что он каменный, как и его хозяева, но всякий, кто проходит мимо пса, бросает ему «кость» – так это у них называется. Я бросил ему пригоршню номисм. Пес, как мне показалось, заурчал. Я вошел в хижину.
Что там было? Да почти ничего: лежанка, стол, скамьи, очаг и колыбель. На лежанке сидел и как будто дремал бородатый старик. А во главе стола были расположены, точнее, посажены, две те же самые фигуры, Благие Прародители. На этот раз они были сработаны из золота, вместо глаз у них были огромные изумруды, а губы выложены рубинами. Я стоял при пороге и ждал. Старик, сидевший на лежанке, встрепенулся, посмотрел на меня и спросил:
– Почему ты назвался Барраславом?
Вначале я не знал, что и ответить. Только потом уже я вспомнил свой давешний сон и сказал:
– Так меня назвала одна женщина. Она пришла ко мне во сне. Она была красивая, и одета, как и все в этой стране. И я тоже был одет по-вашему, и говорил по-вашему, и даже думал по-вашему. Видимо, поэтому та женщина и назвала меня по-вашему – сказала: «Барраслав».
– Барра! – сказал старик. – Вчера вы все кричали «Барра!» Что означает этот крик?
– Так, – сказал я, – кричит самый могучий зверь на свете. Он вдвое… Нет, скорее даже впятеро выше и крепче любого из ваших быков. Ноги у него как бревна. А зубы у него, особенно клыки, длинны и остры как мечи. На каждый из своих клыков он может насадить по четыре тяжеловооруженных воина. Но самое страшное его оружие – это нос, который свисает до самой земли. Этот нос подвижен, как змея. Он может этим носом обвить тебя и задушить, может поймать, подбросить и убить. А когда он бежит на врага, то кричит: «Барра! Барра!»
– Да, это грозный зверь! – согласился старик. – А имя «Барраслав»…
Тут он задумался. Потом сказал:
– Садись. К столу.
Я прошел внутрь хижины и сел к тому столу – не с самого края, но и не рядом с Хрт и Макьей, а примерно посередине. Старик сказал:
– Вчера ты славно бился. Если бы не ты, они бы побежали. Так?
Я пожал плечами. Я же не люблю бахвалиться. Тогда старик спросил:
– А если бы вчера твоя дружина все же побежала, что бы ты тогда делал?
– Не знаю, – сказал я. – Моя дружина никогда еще не бегала.
– А много ли раз ты водил ее в походы?
– Двенадцать.
– О! – воскликнул старик. И сразу добавил: – Ты славный ярл! А каков у тебя меч?
Я показал, каков. Он усмехнулся и сказал:
– На стол его!
Я положил на стол. Старик сказал:
– Меч у тебя плохой.
– Зато рука крепка! – сердито сказал я.
А он на это только усмехнулся. Тогда я схватил меч, рванул его… Но меч даже не стронулся с места! Я поднатужился…
И понял, что мне его ни за что не поднять! Я посмотрел на старика. Старик, наполовину отвернувшись от меня, поглядывал то в окно, то на дверь… А после резко встал и подошел к столу, легко взял с него меч – мой меч! – после сказал очень недобрым голосом:
– Я говорил, что плох! А если так, тогда жди. И готовься. Я еще приду!
И вышел, и унес мой меч. А я сидел! Я же тогда не мог встать – а то бы обязательно кинулся за ним. Да что там встать – я тогда весь как будто бы окаменел, не мог ни шевельнуть рукой, ни даже повернуть голову. То есть тогда любой мог войти туда и зарубить меня!
Но никто ко мне не входил. Я по-прежнему сидел, как околдованный, и ждал непонятно чего. Вдруг начало темнеть. Да неужели это уже вечер, удивленно подумал я, неужели так быстро летит время. Но только я так подумал, как стало совсем темно! Ночь, думал я, тьма непроглядная, только огонь горит в очаге и святятся зеленые глаза позолоченных идолов… А вот уже опять светло! День наступил, подумал я, сейчас придет этот старик. Но старик не пришел, зато опять очень быстро стемнело… Нет, вновь светло! Темно. Светло. Темно…
