Майк Эшли - Реально смешное фэнтези
— А мне, Малиновка, нравится Робин-Малиновка. Кто убил Шалтая-Болтая?
Странная это была птица, но при моей профессии капризничать не приходится. Лучшего спеца по криминальному миру мне не найти.
— Покажи, какого цвета у тебя деньги.
Предъявляю полтинник.
— Черт побери, зеленые, — бормочет он. — Вот почему бы для разнообразия не напечатать коричневые или там фиолетовые? — Но полтинник берет. — Знаю только, что толстяк совал свой пальчик во все пирожки.
— И что?
— А в одном пироге было сорок семь сорок.
— Ну?
— Тебе что, на бумажке написать? Я… Ах-х-х…
И тут он падает на тротуар, а из спины у него торчит стрела. Отчирикал свое Робин-Малиновка.
Сержант О'Грейди сначала поглядел сверху вниз на тело, а потом — тоже сверху вниз — на меня.
— Забодай меня комар, если это не Джеки-дружок собственной персоной, — сказал он.
— Сержант, я не убивал Робина-Малиновку.
— Полагаю, тот, кто позвонил в участок и сообщил, что ты собираешься убрать покойного мистера Робина — здесь и сейчас, — просто решил пошутить?
— Если я убийца, то где мой лук и стрелы? — Я ловко открыл пачку жвачки и принялся жевать. — Клевета.
Он пыхнул пенковой трубкой, отложил ее и лениво сыграл на гобое пару тактов из увертюры к «Вильгельму Теллю».
— Может быть, да. А может, и нет. Но ты по-прежнему подозреваемый. Никуда не уезжай из города. И еще, Хорнер…
— Ну что?
— Болтай погиб в результате несчастного случая. Так сказал коронер. И я так говорю. Бросай это дело.
Я обдумал его слова. А потом вспомнил про деньги и про девушку.
— Без шансов, сержант.
Он пожал плечами:
— Сам себе могилу роешь.
Сказал он это так, как будто выражался буквально.
У меня возникло странное чувство, что он, вероятно, прав.
— Тебе это не по зубам, Хорнер. Это игра для больших мальчиков. И очень вредная для здоровья.
Если верить моим школьным воспоминаниям, так оно и было. Стоило мне начать играть с большими мальчиками, это всегда кончалось тем, что меня крепко метелили. Но откуда О'Грейди, нет, я спрашиваю, откуда О'Грейди это знает?
И тут я вспомнил кое-что еще.
О'Грейди метелил меня крепче всех.
Как говорят люди моей профессии, «волка ноги кормят». Я как следует порыскал по городу, но не выяснил про Болтая ничего такого, чего не знал бы сам.
Тухлятина был этот Шалтай-Болтай. Я помнил еще те времена, когда он только появился в городе — блестящий молодой дрессировщик, который специализировался на том, чтобы учить мышей дергать за гири. Только на дурной дорожке он оказался очень быстро: карты, выпивка, женщины — в общем, старая песня. Способные детки вбивают себе в голову, будто улицы города Матушки Гусыни[56] вымощены чистым золотом, а когда обнаруживают, что все обстоит не так, уже слишком поздно.
Болтай начал с вымогательства и грабежа по маленькой: выдрессировал улитку, чтобы пугала рогами портных, которые уносили ноги и бросали иголки с нитками, а он потом толкал их на черном рынке. А затем перешел на шантаж — самую гнусную игру на свете. Однажды наши пути пересеклись — меня тогда нанял начинающий светский лев, назовем его Вилли-Винки, чтобы я нашел кое-какие фотографии, на которых запечатлено, как он по ночам ходит и глядит на мирно спящих обывателей, снявших ботинки. Фотки я раздобыл, но раз и навсегда понял, что, если перебежишь дорожку Шалтаю-Болтаю, тебе не поздоровится. А я не наступаю два раза на одни и те же грабли. При моей профессии я и одного-то раза не могу себе позволить.
Жизнь — суровая штука. Я помню, как в город приехала крошка Бо Пип… Ладно, не буду вам плакаться на свои беды. Если вы еще не труп, вам и собственных бед хватает.
Я просмотрел газетные заметки о смерти Болтая. Вот только что сидел он себе спокойненько на стене — глядь, уже свалился! Вся королевская конница и вся королевская рать прибыли буквально через несколько минут, но толку от их помощи не было никакого. Позвали доктора Фостера — приятеля Болтая еще по Глостеру, — хотя лично я не понимаю, что может сделать доктор, если ты уже мертв.
Секундочку! Доктор Фостер!
У меня появилось чувство, хорошо знакомое людям моей специальности. Две крошечные мозговые клеточки столкнулись нужными боками, — раз! — и у тебя на ладошке сверкает умственный бриллиант на двадцать четыре карата.
Помните того клиента, с которым я так и не встретился? Которого полдня прождал на углу? Смерть в результате несчастного случая. Я тогда не стал тратить время на то, чтобы все уточнить, — не могу позволить себе заниматься делами клиентов, от которых платы не дождешься.
Тут, судя по всему, три смерти. А не одна.
Снимаю трубку и звоню в участок.
— Это Хорнер, — говорю дежурному. — Сержанта О'Грейди, пожалуйста.
В трубке щелкает, и доносится голос сержанта:
— О'Грейди слушает.
— Это Хорнер.
— Привет, коротышка! — О'Грейди в своем репертуаре. Он проезжался по поводу моих габаритов чуть ли не с первого класса. — Ну что, понял наконец, что смерть Болтая — это несчастный случай?
— А вот и нет. Сейчас я расследую три убийства. Самого толстяка Болтая, Берни Робина и доктора Фостера.
— Фостера? Пластического хирурга? Он же погиб в результате несчастного случая!
— Ну как же! А твой папа был женат на твоей маме.
Пауза.
— Хорнер, если ты звонишь мне только затем, чтобы говорить гадости, это не смешно.
— Ладно тебе, умник. Если смерть Шалтая-Болтая — это несчастный случай и смерть доктора Фостера — тоже, скажи мне одну вещь: кто Малиновку убил?
Меня никогда не обвиняли в чересчур живом воображении, но тут я готов поклясться, что так и слышал, как он ухмыляется:
— Ты и убил, Хорнер. Спорю на мой полицейский значок.
И повесил трубку.
В конторе у меня было холодно и одиноко, и я отправился в бар «У Джо» — за компанией и стаканчиком-двумя-тремя.
Сорок семь сорок. Мертвый доктор. Толстяк. Робин-Малиновка… Тьфу, пропасть, в этом деле дыр — что в швейцарском сыре, а концы с концами не сходятся, словно в разорванном свитере. И при чем же тут эта цыпочка мисс Болтай? Джек и Джил — отличная будет пара! Потом, когда все кончится, можно будет смотаться на горку, к старому дедушке Колю, где никого не интересует, есть у тебя брачная лицензия или нет. Заведение называется «Веселый король».
— Эй, Джо, — окликнул я хозяина.
— Да, мистер Хорнер? — Он протирал стакан тряпкой, которая в бытность свою рубашкой знавала лучшие дни.
— Ты видел когда-нибудь сестру Болтая?
