Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — граф
Дверь все так же тупо и несокрушимо стоит на пути. Думаю, что если уничтожить стену и справа, дверь все так же будет стоять, а если даже сжечь пол, будет висеть в воздухе, несокрушимая и честно выполняющая свой долг.
Колдун хмыкнул и пошел через дыру, что уже не дыра, а свободный проход в соседнее помещение. Я задержал дыхание, камень по краям дыры все еще течет, как воск под прямыми лучами солнца, кое-как проскользнул за колдуном, едва не сжег брови и волосы, ткнулся в его спину, однако он даже не заметил: руки вскинуты, губы шепчут заклинание.
Короткая вспышка, я не успел прикрыть глаза, пару секунд плавали огненные круги, а когда проморгался, колдун уже стоит в центре комнаты, осматривается с интересом.
— Похоже, — сказал он со злым удовлетворением, — эта дура даже не знала…
Мое сердце сжималось от жалости: страшный жар, испепелит все в комнате. Однако горы старинного хлама на месте, более того — неповрежденные. Колдун как-то умеет останавливать волну всесжигающего жара, от которого камень превратился в воск и стек на пол, но даже золотая окантовка сундука не потемнела ни от жара, ни от копоти.
Он стоял неподвижно, осматривался, настороженный до предела, пальцы быстро двигались, вязали заклинания и контрзаклинания, глаза бросали острые взгляды по сторонам. Я все ждал, что он подойдет к сундуку и начнет рыться, как в прошлый раз леди Элинор, однако он медлил, обезвреживал, ломал спусковые крючки, рвал незримые нити чародейских самострелов, из глаз в самом деле бьют лучи, никто их не увидит, но я вижу, как бешено пляшут по стенам, полу и потолку багровые шнуры перегретого воздуха…
Дыхание во мне прервалось, все стены и даже пол стали полупрозрачными, как и в предыдущей комнате. Внутри стен все приобрело стереоскопичность, в каменных глыбах проступили застывшие, как мошки в янтаре, всякие зверьки, птицы, ящерицы, странные предметы, а в стене напротив высветилась гигантская объемная карта. Я сразу узнал горную цепь и единственный проход, который затыкает крепость Валленштейнов, хотя она мельче ногтя мизинца, но все на карте не просто с предельной фотографической точностью, а трехмерное, и если хорошо всмотреться, то можно различить даже отдельные деревья. С трепетом в душе я вдруг понял, что если действительно начинать всматриваться, то на этой удивительной карте я увижу не только деревья, но и ползающих по веткам жуков, шныряющих муравьев и даже тлей. А если буду всматриваться дальше, то рассмотрю и микробов на задней лапе тли.
Колдун подошел к карте вплотную, я видел, как покачивает головой в великом удивлении.
— А ведь в самом деле, — пробормотал он, — если это дело рук великого Нерпеля, то… гм… еще на такое был способен непредсказуемый фон Кеглер, но ему это зачем…
Я знал, а теперь и воочию увидел, что все герцогство Валленштейна почти со всех четырех сторон закрыто океаном, да вдобавок еще все океанские волны разбиваются об абсолютно отвесные стены, что поднимаются прямо из воды. Ни одной бухточки, ни одного мало-мальски пригодного места для высадки, пусть не с корабля, а хотя бы с лодки. Даже пловцу не отыскать места, чтобы зацепиться и вскарабкаться наверх.
Я присмотрелся к деревянной будочке на самом краю каменного плато. Там блеснуло коротко и зло, кто-то в доспехах попал под солнечный луч. Похоже, несмотря на всю недоступность, стража все же бдит. Но неужели это такая карта, что в реальном времени воспроизводит все, что происходит на самом деле?
Колдун потрогал камень, мне показалось, что под кончиками пальцев он слегка пружинит, словно колдун нажимает на прозрачную, туго натянутую пленку. Я смотрел, потрясенный до самых мелких косточек, старался увидеть, что за мощные тектонические процессы, разломив земную кору, подняли эту часть суши на неизмеримую высоту, так что отныне с моря корабелы видят только отвесную стену, вздымающуюся в облака. По ней невозможно вскарабкаться, это видно сразу, к ней невозможно пристать — свирепые волны разобьют любое судно, даже нельзя высадиться на лодке… а рискнувший пуститься вплавь лишь успеет коснуться отвесной стены, следом волна ударит в спину и превратит в кровавое пятно, которое тут же смоет…
Конечно, эта исполинская стена, с трех сторон защищающая «зеленый клин» со стороны океана, кажется чудовищно высокой лишь мне, стоящему вот здесь, но стоит вспомнить, что наша Земля из космоса выглядит как идеально ровный шар и никакие Гималаи, Анды или Кавказы абсолютно незаметны на этом шаре. Любая высота относительна, но я человек и воспринимаю все относительно человека, так что мурашки по спине от вида такой картины и в то же время странное ощущение безопасности, словно для меня в самом деле имеет значение: нападут со стороны моря пираты на этот феодальный удел или не нападут.
— Великолепно, — пробормотал он, — великолепно… Я слыхивал про такие карты… Любопытно, отзываются ли… гм… Есть ли причинно-следственная связь…
По мне сыпануло морозом, я только представил себе, что если он будет тыкать в карту пальцем, то в реальности с неба опустится огромная гора и оставит в земле вмятины. И поваленный лес, как при падении тунгусского метеорита. А если плеснет водой из чаши на чей-то замок, то обрушившийся с ясного неба небывалый ливень не просто затопит, а может вовсе разрушить и унести любые стены!
— Это под силу только богу, — пробормотал я.
В его глазах загорелся дьявольский огонек, я услышал заинтересованное бормотание:
— Бог создал мир и оставил его нам. Он не вмешивается, дальше действуем только мы… Значит, мы все вправе… Мы вправе делать все…
А вот и ни фига не вправе, мелькнула у меня мысль, но колдун встрепенулся, засмеялся с неловкостью:
— Да, надо идти дальше, но потом вернемся, это такое сокровище, что я велю выломать всю эту стену. Не знаю, как повезут, но такое могущество я здесь не оставлю… Подумать только, столько веков эта карта была упрятана в этой стене! И никто из проживающих здесь идиотов о ней даже не слыхал!
Я сказал осторожненько и тихонько:
— А если знали?
Он взглянул непонимающе:
— А почему же…
— А вдруг, — предположил я, — они просто не пользовались?
Он удивился:
— Как это? Почему?
— Не знаю, — ответил я чистосердечно. — Я не очень умный, все знают. Но я догадываюсь, что можно идти с мечом по улице и… не убивать направо и налево.
Он нахмурился, подумал, лицо искривилось, пробормотал в пренебрежении:
— Не вижу иных причин, кроме непонятной мути, именуемой морально-этическими принципами. Ладно, последняя дверь…
— Где? — спросил я в обалдении.