Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — граф
Послышался детский крик, ко мне несся со всех ног, вырвавшись из рук строгой бонны, маленький Родриго.
Я присел, подхватил его на руки. Он счастливо прижался ко мне, обхватил за шею.
— Дик, как здорово, что ты вернулся!
— Ненадолго, — ответил я. — Уже уезжаю… братик.
Он ахнул.
— Как же… а я?
— Тебе дорога в пажи, — объяснил я, у него счастливо вспыхнули глаза, а я добавил: — Потом — в оруженосцы. Тогда сможешь драться за мир, свободу и справедливость! Напиши такое на лезвии меча. Хотя вообще-то справедливость торжествует только там и тогда, когда это кому-то выгодно… но мы добьемся, что справедливым быть станет выгодно.
Я опустил его на землю, отвязал Зайчика. Но не успел положить ладони на седло, как чуткий слух уловил стук каблучков. Дженифер и Даниэлла выскочили из донжона, следом вышел герцог. Лицо его холодно и непроницаемо, а дочери снова бросились мне на шею, прощаясь так, будто ощутили очень уж долгое расставание.
Герцог подошел, когда я высвободился из рук его дочерей, но я оглядываться не стал, вскочил в седло, разобрал поводья. С высоты моего могучего коня все четверо показались такими маленькими и беззащитными, что защемило сердце.
Я перевел взор на герцога и спросил так же холодновато и ровным голосом, как говорил бы голем:
— Вы когда виделись с леди Элинор… последний раз?
Он запнулся, в глазах сверкнуло знакомое бешенство, но сдержался и ответил ровно:
— Пятнадцать-шестнадцать лет тому. А что…
— А не четырнадцать лет и десять месяцев? — спросил я. — Кстати, не хотите ли взять в оруженосцы… сперва, правда, в пажи — собственного сына? Да вот он, всмотритесь. Каждый, глядя на него, скажет, чей он сын. И еще такой пустячок… Вы могли бы заодно побеспокоиться и о матере, что его воспитывает одна. Как вы понимаете, я говорю о леди Элинор, которая все еще зачем-то хранит вам верность. Ей, кстати, жить будет негде, замок снесут, претворяя в жизнь прогрессивный путь перехода от феодальных вольностей к просвещенному абсолютизму.
Он нахмурился:
— Что за неуместные шутки? Ее сыну, которого вы передали сюда в заложники, не больше пяти лет. А я в последний раз виделся с леди Элинор, как вы утверждаете, четырнадцать лет и десять месяцев назад.
— Вашему сыну, — произнес я ровно, не двигая ни одним мускулом на лице, — четырнадцать лет и один месяц. Можете убедиться, поговорив с этим ребенком. Он уже сам вопросами пола интересуется. Расспросите всяких Раймонов, которые еще десять лет тому вместе с ним драли раков. Если понимаете, что леди Элинор сумела продлить молодость, то почему и ребенку не продлить счастливое детство, самый очаровательный возраст которого, как все мы знаем, от двух до пяти?
Я посмотрел поверх его головы, чтобы не видеть внезапно изменившееся лицо. Даже самые сильные мужчины нуждаются в минутах полного одиночества, потому я вскинул руку в прощании всем-всем, челядь тоже люди, пустил Зайчика в сторону ворот.
— Бобик! — крикнул я. — Хватит разбойничать на кухне! Труба зовет.
Из кухни выметнулся Пес, бока раздуты, облизывается на бегу, глаза сытые, довольные. Зайчик заржал и пошел легкой рысью. Не торопись, сказал я ему мысленно. До порта — рукой подать, но надо успеть в дороге разобраться, что же я навыучивал в книге Уэстефорда. И вообще со всем, что нахапал.