Роберт Сильверберг - Хроники Маджипура
Они одновременно ринулись вперед, обхватили друг друга руками, уперлись грудь в грудь, и, как показалось Валентину, целый час, а то и больше, ни один из них не мог сдвинуть другого с места (хотя, вероятно, на самом деле прошло не больше одной-двух минут). Потом ему удалось заставить Вориакса попятиться на несколько дюймов, а затем Вориакс напрягся еще сильнее, навалился на него и заставил отступить на то же самое расстояние. Они кряхтели от натуги, обливались потом, рычали и вызывающе ухмылялись. Валентин испытал искреннюю радость, увидев эту ухмылку на лице Вориакса, ибо она значила, что они снова братья, что холод, разделивший их, улетучился, что он получил прощение за свою дерзость. В этот момент ему страстно захотелось обнять Вориакса, а не бороться с ним; и в этот же самый момент, заметив, что противник на неуловимое мгновение чуть расслабился, Вориакс, резко извернувшись, толкнул его одной рукой в плечо, а другой резко дернул, бросил брата наземь, поставил колено ему на грудь, а руками нажал на плечи. Валентин попытался встать на мостик, но долго сопротивляться Вориаксу в таком положении было просто невозможно, и вскоре Валентин почувствовал под лопатками прохладную сырую землю.
— Твоя взяла! — с трудом переводя дыхание, воскликнул Валентин, и Вориакс выпустил его и откатился в сторону. Оба вдруг одновременно расхохотались. — Но в следующий раз я тебе задам!
Как хорошо, несмотря на поражение, чувствовать возвращение любви брата!
И тут Валентин неожиданно услышал совсем неподалеку аплодисменты. Он сел, осмотрелся и увидел в сумеречном свете стоявшую на самой опушке леса женщину. У нее были резкие черты лица и необыкновенно длинные прямые черные волосы, блестящие злые глаза и полные губы. Одежда ее выглядела странно — полосы дубленой кожи, грубо сшитые между собой. Она показалась Валентину совсем старой, наверное лет тридцати.
— Я смотрела на вас, — сказала женщина, без малейшего страха подходя к ним. — Сначала я подумала, что вы деретесь по-настоящему, а потом увидела, что вы развлекаетесь.
— А сначала это и была почти настоящая драка, — ответил Вориакс. — Но все равно для развлечения. Меня зовут Вориакс Халанкский, а это Валентин, мой брат.
Она посмотрела на одного, потом на другого.
— Да, конечно, вы братья. Это сразу видно. А меня звать Танундой, я отсюдова, из Гизельдорна. Хотите, предскажу вам судьбу?
— Так, значит, вы — ведьма? — спросил Валентин.
Глаза женщины зажглись веселым блеском.
— Ну да, конечно, ведьма. И что из того?
— Что ж, тогда расскажите, что нас ожидает! — крикнул Валентин.
— Подожди, — остановил его Вориакс. — Я не питаю ни малейшей симпатии к колдовству.
— Ты чересчур трезвый человек, — отозвался Валентин. — Какой от этого может быть вред? Мы посетили Гизельдорн, город волшебников; так почему бы нам не ознакомиться с предначертаниями судьбы? Чего ты боишься? Это же игра, Вориакс, всего лишь игра! — Он подошел к ведьме. — Вы не откажетесь пообедать с нами?
— Валентин…
Валентин смело глянул на брата и рассмеялся.
— Я буду защищать тебя от зла, Вориакс! Ничего не бойся! — И добавил полушепотом: — Мы путешествовали вдвоем достаточно долго, брат. Я соскучился по обществу.
— Вот я и вижу, — пробормотал Вориакс.
Но ведьма была привлекательна, Валентин был настойчив, и вскоре Вориакс, похоже, слегка успокоился по поводу ее присутствия. Он отрезал для женщины кусок мяса — ровно треть, — а она отправилась в лес, вскоре возвратилась с несколькими плодами пинглы и показала братьям, как их жарить, чтобы сок вытекал на мясо, отчего оно обрело незнакомый им приятный дымный аромат.
Спустя некоторое время после того, как они приступили к еде, Валентин почувствовал, что у него слегка закружилась голова, а перед глазами все поплыло. Он усомнился в том, что виною тому несколько глотков вина, которым он запивал мясо, так что, вероятнее всего, дело было в соке пинглы. У него мелькнула мысль, что это какое-то предательство, но он отогнал ее, так как головокружение было приятным и даже завораживающим, и он не усмотрел в нем никакой опасности. Он посмотрел на Вориакса, ожидая, что его гораздо более подозрительный по характеру брат возмутится и испортит их пир, но Вориакса, судя по всему, сок привел в наилучшее расположение духа: он громко смеялся всему, что говорили, раскачиваясь всем телом и хлопая себя по бедрам, наклонялся почти вплотную к ведьме и что-то хрипло кричал прямо ей в лицо. Валентин взял еще мяса. Спустилась ночь; на лагерь внезапно навалилась темнота, в небе, где была видна лишь крошечная долька одной из малых лун, ярко сверкали бесчисленные звезды. Валентину показалось, что он слышит отдаленное пение, которому ответили другие голоса, хотя он был уверен, что Гизельдорн находится слишком далеко для того, чтобы звуки могли донестись оттуда через лес. Померещилось, решил он, из-за этих дурманящих плодов.
Огонь понемногу угасал. Воздух становился прохладнее. Они придвинулись поближе друг к другу, Валентин, Вориакс и Танунда, тела соприкоснулись, и это показалось сначала невинным, а затем приобрело совсем иной оттенок. Когда они сдвинулись еще теснее, Валентин на мгновение поймал взгляд брата, и Вориакс подмигнул ему, как будто хотел сказать: мы с тобой мужчины, брат, и этой ночью получим удовольствие вместе. Валентину уже случалось вместе с Элидатом или Стазилейном иметь дело с одной и той же женщиной, и все трое весело кувыркались в кровати, предназначенной для двоих, но никогда еще он не делал такого вместе с Вориаксом. Вориакс всегда настолько старательно хранил достоинство, ощущал свое превосходство, свое высокое положение, что предстоящая игра обрела для Валентина особую прелесть. А гизельдорнская ведьма сбросила свои кожаные одежды и при тусклом свете костра обнажила стройное и податливое тело. Валентин опасался, что ее нагота произведет отталкивающее впечатление, ведь она была намного старше, чем он, даже на несколько лет старше Вориакса; но теперь он понял, что его опасения были порождением неопытности: женщина по-прежнему казалась ему красивой. Он потянулся к Танунде, его рука встретилась с рукой Вориакса, и он игриво хлопнул по ней ладонью, как будто хотел прихлопнуть жужжащую муху. Оба брата рассмеялись, в их басовитый хохот врезался серебристый звонкий смех Танунды, и все трое покатились по влажной траве.
Валентин никогда еще не проводил столь безумной ночи. Неизвестно, какой наркотик содержался в соке пинглы, но он помог ему освободиться от почти всех вошедших в плоть и кровь запретов и подхлестнул его энергию. С Вориаксом, судя по всему, произошло то же самое. Потом Валентин представлял эту ночь как цепочку отрывочных образов, вернее мешанину событий, никак не связанных с другими. То он лежал на спине, вытянувшись во весь рост, и голова Танунды лежала у него на коленях — он гладил ее блестящий от пота лоб, а Вориакс в это время занимался с ней любовью, заставляя Валентина со странным удовольствием прислушиваться к их хриплому, страстному дыханию… то уже он обнимал ведьму, а Вориакс был где-то поблизости, совсем рядом, но он не мог понять где… а затем Танунда лежала, стиснутая между двумя мужскими телами в некоем неестественном соитии… А потом все трое отправились к реке, и купались, и плескались, и смеялись, и бежали голые и дрожащие от холода к умирающему огню, и снова занимались любовью. Валентин и Танунда, Вориакс и Танунда, Валентин и Танунда и Вориакс, и плоть снова и снова требовала другой плоти до тех пор, пока первые сероватые отблески утренней зари не нарушили темноту.
