Александр Сухов - Охотник
Не прокатило. Чудесное творение гномьей магии не смогло обнаружить какого-либо потаенного лаза или рычага, приводящего в действие запорное устройство. Похоже, никаких иных входов и выходов, кроме того, по которому Глан проник внутрь крипты, попросту не существовало. Имейся таковой, амулет непременно обнаружил бы его и подсказал своему владельцу, что следует предпринять.
Глан никогда не был натурой слабонервной, но от осознания абсолютной безвыходности своего положения его сначала пробил озноб, затем бросило в жар. Как-то уж очень резко поплохело: закружилась голова, а съеденная еще совсем недавно вкусная похлебка настойчиво попросилась на выход. Ноженьки подкосились, благо туша павшего демона оказалась аккурат под пятой точкой. Присел, жестковато, конечно, но все-таки лучше, чем на каменном полу. Извлек из заплечного мешка пузырек универсального стимулятора, плеснул в кружку немного воды из фляги, затем накапал туда же с дюжину капель зелья. Вода забурлила и окрасилась в ярко-зеленый цвет. Зная не понаслышке об отвратительном вкусе данного средства, Глан зажмурился и залпом влил в себя содержимое кружки. Первоначальные ощущения были крайне неприятного свойства: Глану будто кол в горло вогнали – ни вздохнуть, ни охнуть. Понемногу стало отпускать. Внизу живота появилось ощущение благостного тепла. Тонкими ручейками оно заструилось по жилам и начало разливаться по всему организму. Затем, будто прорвало, теплая волна захлестнула всего его с головой, и как результат – абсолютное умиротворение: во всем теле образовалась несказанная легкость, в голове прояснилось, мысли упорядочились, появилась возможность абстрагироваться и хорошенько обмозговать крайне неприятную ситуацию, в которую ему «повезло» вляпаться.
Итак, он заперт внутри пирамиды. От свободы его отделяет в худшем случае половина дюжины саженей прочного камня, поскольку длина коридора, ведущего внутрь крипты, как раз и равна примерно шести саженям. Даже в том случае, если каменный блок окажется немного меньше, ему все равно не удастся пробить его изнутри. Вполне вероятно, Шуршак попытается с помощью магии устранить преграду. Но где гарантия, что камень не защищен от механических и магических воздействий каким-нибудь мощным заклятием, наподобие тех, которыми гномы защищают свои постройки?
«Но-но! – осадил поток шальных мыслей Глан. – Не следует преждевременно впадать в панику. Подожду пару часиков, а заодно инвентаризацию имущества произведу. Маги хоть и предупреждали настоятельно, чтобы я ненароком не присвоил себе чего-нибудь из находящегося в хранилище добра, пару безделушек на память прихватить – святое дело».
Подумал и тут же подивился самому себе. Тут впору отчаянное безрассудство учинить, к примеру, попытаться пробить стену собственной головой, а его эвон какие мысли посещают: прихватить что-нибудь на память, чтобы, находясь в уютной теплой обстановке, за кружечкой пивка похваляться перед товарищами по братству своими подвигами. И так ему вдруг захотелось этого самого пива и теплой дружеской обстановки, да чтобы как можно дальше от этого проклятого места, хоть волком вой от тоски и безысходности. Несмотря на принятую только что дозу стимулятора, тревожные мысли вновь замельтешили в голове, будто муравьи в растревоженном муравейнике.
Глан собирался приготовить вторую порцию зелья, но в черепушке вдруг само собой наступило прояснение, и он с ужасом осознал, что никто не сможет его отсюда вытащить. На мгновение перед внутренним взором возникло яркое видение: формик изо всех сил поливает запечатавший проход блок огнем, холодом и мощными водяными струями, но треклятый камень ни в какую не желает поддаваться этим его воистину титаническим потугам.
Затем последовало легкое помутнение рассудка, и в следующий момент Глан обнаружил себя стоящим в двух шагах от накрепко замурованного входа в пирамиду с вытянутыми вперед руками. Еще мгновение – и, к несказанному удивлению Охотника, из его ладоней вырвались два толстых непроницаемо черных жгута то ли энергии, то ли какой-то неведомой субстанции. Будто пара ветвистых молний, они заплясали на поверхности перегораживавшего выход монолита и, удивительное дело – неподатливый камень стал на глазах бесследно истаивать, подобно куску сухого льда, извлеченного из холодильного ящика уличным торговцем мороженым на потеху окрестной детворы.
Вот это да! Юноша буквально обалдел от радости и принялся водить руками, пытаясь ускорить уничтожение преграды, казавшейся еще совсем недавно нерушимой. Вообще-то и без его помощи черные жгуты хлестали куда нужно, планомерно убирая с дороги камень. Охотнику оставалось лишь спокойно без дерготни топать по освобождающемуся проходу и держать руки ладонями вперед. В какой-то момент ему показалось, что интенсивность истекающих из ладоней потоков заметно поубавилась. Глан готов был запаниковать, но очень скоро все вернулось на круги своя, и он успокоился. Не просто успокоился, а проникся твердой убежденностью, что черные жгуты будут хлестать до тех пор, пока каменный блок полностью не исчезнет, и путь к свободе не освободится.
Именно так и произошло. Сначала появилось небольшое пятнышко света, затем отверстие размером с кулак. Как только последний кусок монолита полностью истаял, губительные для камня потоки черной субстанции исчезли, будто их и не было.
Получив возможность дышать воздухом свободы, Глан первым делом хорошенько осмотрел свои руки, чтобы убедиться в том, что с ними ничего не случилось. Все вроде бы нормально: не обожжены, ничем не испачканы – руки как руки. Хотел подвергнуть себя самому тщательному осмотру, дабы определить, что же все-таки послужило причиной тому, что, не имея особого магического дара, он в одночасье получил возможность манипулировать магическими потоками такой мощи, что не всякому мастеру-магу по плечу, но тут в голове у него прозвучал до боли знакомый и такой родной «голос» его верного Шуршака:
«Я удивлен (потрясен, озадачен, сражен наповал) твоим внезапным появлением, Глан!»
Сам формик стоял в десяти шагах от входа в своей традиционной позе мыслителя – на четырех задних конечностях, воздев переднюю пару к небесам.
– Если ты думаешь, что сам я не удивлен, не потрясен и не сражен наповал, ты глубоко заблуждаешься, – не удержался от легкой язвинки Охотник, но тут же оттаял и едва не бросился на шею своему другу. – Шур, словами невозможно выразить, насколько я счастлив. Признаться, думал: все, каюк одному юному Одинокому Барсу. А ведь я даже потомства не оставил… впрочем, вполне вероятно, что оставил, но мне-то об этом ничего не известно. Вот помирал бы и терзался в душевных муках.
