Джеймс Роллинс - Невинные
Корца вообразил тучу пепла, окутывающую всю планету, пробуждая ужасы, давно спящие в гробницах, могилах и прочих местах, куда не заглядывает лучик солнца.
Элисабета тоже ощутила эту перемену, подняв лицо к пасмурным небесам. Пусть даже профильтрованный сквозь пепел, но это первый за века свет дня, который она узрела собственными глазами. Графиня добрую минуту вглядывалась в небо, прежде чем снова сосредоточить внимание на раненом отроке на песке.
Бернард подошел к Томми с другой стороны, сбросил свой пиджак и расстегнул запятнанную кровью белую рубашку, открыв свои потайные доспехи. Затем расстегнул водозащитный карман над сердцем и извлек простую книжку в кожаном переплете.[24]
Рун воззрился на то, что он держал в руках.
Кровавое Евангелие.
08 часов 21 минута
Увидев Евангелие в руках Бернарда, Эрин опустилась на колени у головы мальчика. Ощутила, как века пророчества ложатся тяжким бременем на его бледное чело. Пепел припорошил его волосы, до сих пор по-мальчишески мягкие. Новые хлопья падали ему на щеки и губы. Эрин утерла ему лицо ладонью, оставив на коже размазанную ржавчину.
Он даже не шелохнулся от ее прикосновения. Дыхание его было поверхностным и слишком медленным.
Христиан присоединился к ней.
— Что с ним не так? — спросила Эрин. — В Стокгольме он оправился куда быстрее. Почему же Томми не исцеляется сейчас?
— Не ведаю, — негромко прошептала Батори, подняв на нее полные горя глаза, застав Эрин врасплох глубиной своих чувств. — Но я слыхала, как Искариот сказал, что клинок, коим он воспользовался, может губить ангелов. Даже ныне я слышу, как его юное сердечко продолжает угасать. Должно быть, дело в этом ноже.
Графиня отвела волосы со лба мальчика.
Бернард опустился на одно колено.
— Позвольте мне вложить Евангелие в руки Томми, — проговорил он. — Быть может, его благодать спасет отрока.
Батори бросила на него хмурый взгляд.
— Возлагаешь свои чаяния на очередную святую книгу, поп? Ужель другая послужила нам на славу?
И все же графиня не воспротивилась, когда кардинал сложил руки мальчика на груди. Даже она понимала, что хоть плохонькая надежда лучше, чем никакая.
Бернард благоговейно вложил книгу ему в руки. Едва коснувшись его кожи, обложка на миг просияла золотым светом, но затем вновь потемнела.
Веки Томми затрепетали и распахнулись.
— Мама?..
Графиня склонилась над ним, и слеза упала мальчику на щеку.
— Это Элисабета, мой бравый вьюнош, — промолвила она. — Мы свободны.
— Открой книгу, сынок, — призывал Бернард. — И спаси мир.
Пророчество эхом прозвучало в голове Эрин.
Трио предвозвещенное должно доставить сию книгу Первому Ангелу для благословения…
Она переводила взгляд с Руна на Джордана, а с него — на Батори.
Томми попытался сесть и тоже исполнить свою роль.
Батори помогла ему подняться, позволив его худенькой спине прислониться к ее боку, обращаясь с ним предельно нежно.
Томми пристроил книгу на коленях и открыл ее на первой странице. И без сил ссутулился, пытаясь разобрать древние слова на греческом языке.
— Что тут говорится? — хрипло спросил он.
Эрин процитировала слова по памяти:
— Грядет великая Сеча Небесная. Дабы силы добра возобладали, из этого Евангелия, начертанного собственной моею кровью, надлежит выковать Оружие. Трио предвозвещенное должно доставить эту книгу Первому Ангелу для благословения. Лишь этим они обеспечат спасение мира.
Пока они смотрели в ожидании, пепел падал на открытые страницы.
И больше ничего.
Томми посмотрел на клубящиеся тучи, а затем на бурное свинцовое море.
— Что еще я должен сделать? — спросил он несчастным и потерянным голосом.
— Ты — Первый Ангел, — мягко произнес Рун. — Тебе уготовано благословить эту книгу.
Сморгнув пепел со своих длинных ресниц, Томми поглядел на него с сомнением. И повернулся к особе, которой явно доверял больше всех.
Батори.
Графиня утерла кровь с его горла, где рана до сих пор не затянулась. Голос ее был полон тревоги. Она была готова ухватиться за любую соломинку.
— Может быть.
— Я не ангел, — нахмурился Томми. — Ангелов не бывает.
Батори улыбнулась ему, показав самые кончики острых зубов.
— Коли на свете есть чудища, отчего же не быть и ангелам?
Томми вздохнул, глаза его чуть закатились — не от пренебрежения, а от растущей слабости. Он явно опять угасал.
Батори прижала ладонь к его щеке.
— Веруешь ты или нет, какая ж пагуба в том, чтобы уступить их желаниям и благословить эту негодную книгу?
— Пожалуйста, попробуй, — взял его за плечо Бернард.
Томми подавленно тряхнул головой и простер ладонь над открытыми страницами Евангелия. Рука его задрожала даже от этого ничтожного усилия.
— Я благословляю… эту книгу.
И снова они ждали, и снова падал пепел, и земля по-прежнему дрожала.
Чудо не явилось. Ни золотого света, ни новых слов.
Эрин начало охватывать беспокойство.
Они что-то прозевали… Но что?
— Может, он должен произнести какую-то специальную молитву? — нахмурился Джордан.
Христиан окинул взглядом картину опустошения.
— А может, это место проклято.
Встрепенувшись, Бернард благодарно схватил того за руку.
— Ну конечно! Кровавое Евангелие может преобразиться только над святыми мощами Петра в базилике Святого Петра. Мы должны доставить отрока в Рим. Лишь там надлежит благословить книгу!
Томми внезапно обмяк, привалившись к графине; недолгий прилив сил иссяк, как огарок свечи. Капля крови скатилась из его до сих пор не затянувшейся раны.
— Ему нипочем не добраться до Рима, — заявила Батори. — Я едва чувствую биение его сердца.
Рун встретился глазами с Эрин, взглядом подтвердив это.
Негромкий вздох заставил ее оглянуться через плечо туда, где на песке лежала Арелла. Женщина перекатилась было на бок, но теперь снова опрокинулась навзничь, после того как ее глаза осияли Эрин взглядом, полным такой же печали, как на рисунке, той же скорби, с какой она глядела на Искариота.
Эрин поняла это послание, которому Иуда не внял.
Вы заблуждаетесь.
Словно зная, что Эрин ее поняла, сивилла закрыла глаза, и тело ее обмякло.
Встревоженная доктор Грейнджер перебралась к ней, взяв за руку. Та оказалась теплой. Эрин заметила, что кончики пальцев сивиллы покрыты мокрым песком. Оглядев песок в том месте, куда опиралась Арелла, она обнаружила начертанный на песке символ.
