Дэвид Билсборо - Сказание о страннике
— Именно так и поступали воры, живущие по воровским законам, — заключил Лесовик, ткнув большим пальцем в направлении утеса и струйки дыма над ним. — А затем явился Салот Алчвич, «заблудшийся в лесу» торка. Казалось бы, обычный торка, в Хрефнийской чаще он проповедовал своим последователям нечто иное. Несложно было обратить в новую веру кучку вороватых себялюбцев поблизости от Тивенборга. Извращенная идея Салота состоит в том, чтобы нести Добро в мир, сознательно творя Зло. Ведь каждый украденный злат, когда его тратят, идет кому-то в карман. Убей ребенка — в мире родится новая жизнь. А убийство Праведника — лучший, самый простой способ ускорить смерть Нечестивца. В логике им не откажешь, но мы-то знаем правду. Вот только попробуйте сказать об этом нашему знакомцу Освиу...
— Все верно, — согласился Катти. — Просто так его не переубедишь.
— И что же нам делать? — спросил Болдх. — Убить его? Или тогда Весы повернутся против нас?
— Мы избегаем убийств, — признался Лесовик, — хотя, честно говоря, я бы с удовольствием скормил Освиу земле. «Новая жизнь берет начало в смерти», — так у нас говорят. Мы чтим грибы, что растут на трухе мёртвых деревьев, чтим кровь убитых нами животных. Они же спят с телами своих жертв, делают пудинг на их крови и лакомятся личинками с разлагающейся плоти. Кардинал Салот с его кровавым братством взял все, что свято для торок, и извратил до неузнаваемости.
— Все это, конечно, очень интересно, — высказался Финвольд, — но неужели ты и вправду думаешь, что мы можем вот так просто пойти и как-то повлиять на наших приятелей-некрофилов? Или ты будешь здесь болтать, пока не заговоришь их до смерти?
Лицо Лесовика исказилось от гнева.
— Как смеешь ты насмехаться над всем, что мне дорого! Как ты смеешь! А ведь в Нордвозе ты мою магию не высмеивал: что ни полночь — шасть ко мне в лес. Что-то я не припомню, чтобы ты хоть раз погнушался принять помощь от служителей Эрсы.
«О чем это он?» — подумал Болдх и навострил уши. Остальные также замерли в замешательстве, переводя взгляд с Лесовика на Финвольда.
— Лесовик... — пробормотал Несущий Свет.
— Что Лесовик? Лицемер ты. Слишком долго я тебя прикрывал. Ишь как заговорил! Как вернемся в Нордвоз, сам будешь свои земляные кристаллы добывать — и порошки, и всякую всячину для своих странных опытов.
Все выглядели удивленными, кроме Эппы:
— Это правда, Финвольд? Ты это что ж, опять за старое принялся?
— Ещё как, — ответил за притихшего жреца Лесовик. — Только не говори, что ты об этом не знал!
— О чем вы? — перебил Нибулус, потеряв нить.
Эппа вздохнул, в голосе его слышалась грусть и разочарование.
— Можно увезти алхимика из Кваладмира, — сказал он как бы самому себе, — но алхимия останется у него в сердце. Верно, Нипа?
— Нипа? — опешил Нибулус. — Финвольд, ты что-то от нас скрываешь?
— Скрываю, как и любая живая душа в Линдормине, — отрезал Финвольд. И добавил неохотно: — Нипа — мое старое имя. Нипа Глемп. Я оставил его — вместе с прежней жизнью — ещё в Кваладмире, покидая этот лоскутный город.
— Значит, тебя зовут не Финвольд?
— Финвольдом я стал двенадцать лет тому назад, когда меня обратил Эппа. В знак моей веры...
— Значит, сперва ты был алхимиком? — с подозрением спросил Нибулус. Он не знал, что и думать, ведь прежде его друг ни разу об этом не упоминал.
— Всего лишь учеником, — ответил Финвольд. — У жалкого подобия человека по имени Пашта-Мэйва.
— И ты тайком пробирался к Лесовику за кристаллами, порошками и всякой всячиной?
— Для моих заклинаний, — принялся оправдываться Финвольд, — нужны кое-какие вещества, которых не найти на рынке в Нордвозе. Вроде тех, что я употребил для стены огня — помните, она спасла нас от верной гибели в Синих горах? Есть много приемов, которые разрешено использовать служителям владыки Куны.
Требовалось делать выбор — причем быстро. Пеладан выступил вперед и вонзил меч в землю перед собой.
— Решения здесь принимаю я, — объявил он, — как скажу, так и будет. Я не поведу семь человек против четырнадцати — особенно, если среди этих семерых почти нет воинов, — пока не буду уверен в вашей полной поддержке. Я считаю, что дружный отряд — сильный отряд, а чтобы одолеть врага, нам придется стать сильными. Проголосуем: будем драться и вернем себе честь и меч, или подожмем хвосты, как свора шелудивых псов?
Если сын Артибулуса когда-то лелеял мечту стать оратором, подумал Катти, может, и к лучшему, что из него вышел воин.
— Чего уж там, я за хвосты, — беззаботно заявил он.
— Согласен! — поддержал Эппа. — Люблю собак.
Лесовик уже высказался. Против выступили Нибулус и Паулус, рвавшиеся в бой, и, разумеется, Финвольд, который не собирался уходить без Сполоха. Поэтому решающий голос достался самому последнему, Болдху, и он не стал терять времени даром.
— По-моему, — задумчиво начал он, — всё, что мы можем противопоставить их перевесу в оружии, — наш перевес в магии.
Нибулус нахмурился. Эппа, Финвольд и Лесовик просияли, оттого что Болдх, наконец, отдал им должное.
— И прежде чем я проголосую, я хотел бы послушать их богов.
Так, в зарослях бука и ясеня на северном краю лесов Великандии, началось состязание богов. Три чародея принялись гадать.
Эппа поднял лицо к небесам, закрыл глаза и сосредоточился. Он шептал молитвы сухими губами, пока в глазах его не заблестели слезы.
Финвольд предпочёл действовать не так прямо. Он вытащил тонкую серебряную цепочку с крохотным кристаллом и запел звонким голосом так, что задрожал воздух. Это было приятное пение, но предназначенное лишь для того, чтобы гадальный кристалл заработал. От обнаруживающего заклятия Финвольда тот стал наклоняться, указывая в сторону, где находился Сполох.
А приземленный как всегда Лесовик точным движением карманного ножа рассек ладонь Болдха и теперь внимательно следил за тем, как кровь стекает на землю.
— Когда кровь смешивается с элементами, в прошлом, настоящем и будущем многое можно разглядеть, — объявил он, всматриваясь в место, где капельки Болдховой крови окропили почву. Шаман завел негромкий напев, похожий на жужжание пчелы над наперстянкой; и когда сознание Лесовика устремилось к мирам, закрытым для обычного человека, веки шамана затрепетали.
Болдх и сам разволновался. Все казалось нереальным. Неужто ему и впрямь надо принять жизненно важное решение на основе неясных песнопений трех кудесников? Неужто они и впрямь вот так запросто способны заглянуть в будущее? Болдх смотрел, как его кровь медленно стекает на землю, но увидел лишь недобрый кровавый конец, а за ним — мёртвое забытьё.
Он вздрогнул, живот свело.
Тыльной стороной руки странник утер лицо и зашагал обратно к лесу. Обернувшись на товарищей, он застыл в изумлении — случилось нечто совершенно невероятное.
Мерещится? Болдх прищурился и вгляделся в возникшее перед ним видение. Или снова сон?..
Лесные шорохи, перешептывание товарищей и даже легкое дуновение ветерка — все стихло, и на Болдха обрушилась тишина.
Перед ним лежал лес, такой же, как и прежде, но какой-то и не такой, расплывчатый и затертый; словно кто-то хотел, чтобы ничто не отвлекало Болдха от трех магов. В центре, вытянув в стороны прямые руки, стоял Лесовик. По обе стороны от него стоял читающий молитвы жрец, не подозревающий, что за ним пристально наблюдают. И они парили в воздухе! То Финвольд на несколько дюймов поднимется над травой, и тогда Эппа слегка уйдет под землю. То наоборот: Эппа поднимется, Финвольд опустится.
Болдх в страхе отвел взгляд, его затошнило. Он сделал несколько глубоких вздохов, помотал головой и снова взглянул. Видение не исчезло: два жреца потихоньку смещались вверх и вниз, а ведун стоял между ними, неподвижно и твердо, как глыба. Как опора весов.
Затем глаза Лесовика распахнулись, поглотив мир Болдха. Эти зелено-карие глаза, мудрые и требовательные, как сама Природа.
«Ну, — словно говорили они, — Каков твой выбор?»
В глазах этих не было ни злобы, ни умысла, но Болдх вдруг почувствовал непреодолимое желание развернуться и бежать без оглядки. Не нравилось ему это. Почему он никак не просыпается?
Затем до странника снова донесся голос ведуна, глубокий и звонкий, словно отразившийся от самой земли и подхваченный Деревьями.
— Что ж, — произнес голос, — можешь не обращать на меня внимания — но в конце концов придется сделать выбор.
Голос сошел на нет, превратился в шорох листвы, и видение Болдха начало таять.
— Постой! — торопливо окликнул он. — Я не понимаю — что значит «в конце концов»? Ты про ситуацию с ворами, или... ну... про настоящий конец?
Но Лесовик лишь приподнял кустистую бровь и усмехнулся.
— Э, нет, никаких подсказок, — погрозил он пальцем. — Выбор за тобой.
Болдх выругался и посмотрел на жрецов: на одного, а затем — на другого. Оба так и стояли, погруженные в свои чары, не замечая ничего вокруг. С одной стороны, Эппа: с его вечными советами быть осторожными и постоянной опаской. Что ж, Болдх вполне мог его понять; он сам всю жизнь куда-то бежал очертя голову: убегая от кого-то или откладывая решения. И, по правде говоря, именно так он и собирался поступить сейчас. Но старик казался каким-то ненастоящим, неискренним. Занудным. Послушаться его и провести в бегах остаток жизни? Закончить, как это костлявое чучело? «В конце концов» жизнь призовет к ответу.