Виктор Власов - Последний рассвет
— Я — Татсу-тянь — лучший воин додзё! — заявил черноволосый мальчик, толкнул беловолосого, который в неумелом захвате за руку, попытался перебросить нахалёнка через перила моста.
— Может, хватит, мальчики? — пригрозила кулаком девочка с маленькой родинкой на щеке. — Аяме, — поклонилась она, учтиво представившись, — а это Рики-пён.
— Рикиморо, — серьёзно поправил светловолосый малыш.
Ученики, которым мастер отдал горячую любовь, лежали в земле, сгинули во времени, но, хотя вместе с ними оказалось погребено счастье и радость его жизни, однако не превратил он своего сердца в гробницу и оставил открытым для лучших чувств. Глубокая скорбь только укрепила, очистила душу.
Вернувшись, он увидел неприятно вытянутое лицо старшего брата, который грозно надвинулся на невысокого сутуловатого парня с животом, не по возрасту большим.
— Мне плевать… Хаору ты или нет? — орал покрасневший Лао. — Иди отсюда, ни с кем ты не будешь говорить. Во дворце выдают вознаграждение тем, кто остался в живых из нашего додзё, скажи, что помогал лично мне. Подойди к сэмпэю Йиро… вон он, там! Перескажи мою волю.
Схватив парня за грудки, Лао встряхнул его, будто пытаясь привести в чувства контуженного. — Увижу в Ампаруа, зарублю!
— Кто он? — спросил Шуинсай, глядя парню вслед.
— Босяк с… дороги, и прохиндей, — зло ответил брат, стерев рукавом пот с покрасневшей лысины.
— Сейчас много обездоленных бродит, нельзя их гнать.
— Следующего приютим, — усмехнулся Лао, и вздохнул.
Несколько дней Шуинсай был немногословен и подавлен, неохотно рассказывал о минувших событиях. Рабочие наскоро восстановили жилище младшего Зотайдо, нашли какой-то инкрустированный драгоценными камнями клинок под грудой обломков. Постепенно облагородили и додзё.
Только со временем вернулся давний Шуинсай, открытый и отпускающий шутки невпопад.
Ярко освещённый целым пуком христианских восковых свечей, прилепленных к металлической подставке и пылающих ярко, беспокойно, он лёг на футон рядом с супругой. После долгого молчания Шуинсай первый заговорил с Шиной.
— В хижине почти нечего делать, служанку можно отпустить. Меньшей части от вознаграждения, которое получили Зотайдо от Мото-сана, хватит на то, чтобы Рёи обзавелась собственным жилищем и хозяйством.
Рёи, тщательно выскребая глиняный горшок в прихожей, прислушивалась через тонкие бумажные фусума. Тонким ароматом цветов, посаженных заботливой рукой служанки, был напоён жаркий сумрак. Уйдя в свою выгородку, она и радовалась, и грустила, готовясь ко сну.
— Шуи, — вдруг взволнованно начала Шина. Голос жены дрогнул, а глаза заблестели. — Не видел ли ты нашего мальчика? Он приснился мне в ночь, когда я заболела сердцем и чуть не умерла…
— Видел!.. Такого красивого и сильного! — сказал он с тихим отрешённым плачем. Замотал головой, будто пытаясь отогнать навязчивый образ. — Шини-тянь ушёл Дорогой Цветов… и не вернётся.
Всхлипнув, Шина зарыдала. Прильнув к тёплой груди мужа, несчастная женщина искала успокоение в стуке его сердца.
— Не позволю… слабость… — бросил Шуинсай, поднимаясь. Шина отшатнулась. — Гордись сыном, женщина!
С того дня Шина давала волю слезам лишь втайне от мужа, а Шуинсай не допускал расспросов.
Прошло немало времени, прежде чем в деревне Ампаруа стали тренироваться юные буси. Аяме, Татсумару и Рикиморо отличались от остальных учеников, как отличался сокол от журавля. Подобно художнику, не знающему сна и отдыха, расписывающему залы дворца императора, малыши усердно тренировались.
С холма в центре Ампаруа мастер Зотайдо руководил тренировочным процессом, как прежде вдохновляя юных воинов. Слыша строгий негромкий, но добрый голос наставника, мальчики и девочки спешили исполнить указания, неустанно меняя виды тренировки. Как прежде, собирая учеников вокруг себя, возле костра, Шуинсай рассказывал им захватывающие истории. Морщинки на его лице складывались в затейливый рисунок. Волосы, схваченные ремешком на затылке, покрыты сухим пеплом ранней седины, слегка поредевшие, они подчёркивали решительную, волевую внешность.
Учитель Шуинсай тренировался вместе с учениками, говорил, что истинный Путь Воина бесконечен. Идти по нему следует разумно. Всегда. Вопреки усталости, невзгодам и трудностям. Сильные руки, засученные по локоть, усыпанные шрамами и морщинами, проделывали молниеносные движения. Он владел с завидной ловкостью изощрёнными техниками боя, мало кто решался из других додзё мериться с ним силами… Разве только родной брат: возвращаясь издалека, он так и норовил поддеть и нарваться.
Время от времени клан «Шакурен», или «Красный лотос», пополнял ряды воинов императора новыми ниндзя.
Каждую весну распускались цветы сакуры, и в эту прекрасную пору широкие зелёные холмы становились округлыми, таились в логах низкорослые кустарники в цвету, вытягивали трели зарянки и камышовки, вдоль дорог ри за ри тянулись залитые водой рисовые поля, да грядки — бледно-зелёный салат, кудрявая цветная капуста, серо-зелёные уродцы-артишоки. Коровы и козы лежали сонно в тени деревьев, и только к вечеру брели на пастбища. Налетавший после полудня ветер гнал по долине пыль, и она жёлтым туманом поднималась в небо, высоко-высоко, чуть ли не к вершинам гор, а в предвечернюю пору вода в глубоких заводях рек отливала кармином.
Эпилог
— Тем временем империя севера сбросила непомерно тяжёлый груз. Утром Мотохайдус нашёл Белого Тигра бездыханным и в ужасе выбежал из шатра. Хавасан и Накомото продолжали делать вид, будто на них неожиданно свалилось огромное горе, но остальные военачальники откровенно радовались. Ёсисаду Хадзиме с подобающими почестями похоронили в отстроенном заново Тоёхаси, в новой многоэтажной гробнице рядом с фаворитом, генералом Мицухидэ. Новым сёгуном Камакуры был назначен чемпион по борьбе сумо Мичио-дзеки — этого Мотохайдус, теперь фактический правитель Эдо, не опасался вовсе…
Ода Бадафуса, разгромленный на двух направлениях Такэдой и наследником Уэсуги, потерял контроль над вотчинной провинцией и засел в Киото, остальные братья и дядья подтянулись туда же. На столичных улицах снова выросли баррикады, и между давними врагами возгорелась кровавая распря. Последние сёгуны Муромати, Асикага ушли со сцены Истории новой Ямато тихо, скоро и бесславно.
