Линн Рэйда - Истинное имя
Айя видела подвыпивших мастеровых насквозь и знала, что они боятся каларийца даже впятером на одного. И это было даже отчасти обидно. Вот ее — хотя она могла бы сотворить с ними кое-что и похуже, чем этот белоголовый — они просто так, за здорово живешь, бояться бы не стали. Ну да, во многом из-за платья, разумеется. Но ведь не только. Вот этому каларийцу только бровью шевельнуть — у болтунов уже язык присох. А ей для такого эффекта нужно, чтобы за спиной стояли Глемм и Гирс. Или кто-нибудь почище.
Тут до Айи, наконец, дошла комичность положения. Этот проклятый доминант, с которым они мало не поубивали друг друга полтора часа назад, теперь вступается за "оскорбленную невинность". Чудом не смахнувшую ему сегодня топором полголовы — о чем светловолосый, разумеется, и не догадывался.
Чего он вообще полез?.. Может быть, рассчитывал, что незнакомка тут же преисполнился к "спасителю" глубокой благодарности? Айя покосилась на него через плечо. Да вроде нет. Во всяком случае, закончив с рыжим, доминант немедленно вернулся к недоеденному блюду. Ел он совершенно отвратительно, "по благородному" — то есть вместо того, чтобы воспользоваться пальцами, подолгу ковырял роскошно пахнущую жареную рыбу вилкой, чтобы подцепить такой вот ма-аленький кусочек и отправить его в рот. И снова ковырялся. От такого надругательства над едой Айе захотелось взвыть. Одновременно она с удивлением почувствовала, что и сама очень голодна — а ведь совсем недавно полагала, что не сможет проглотить ни крошки. Вероятно, главная причина была в том, что стол каларийца стоял близко к стойке, и она прекрасно видела, что именно он ест. От вида блюда с рыбой, выложенного зеленью и залитого белым соусом, у Королевы слюнки потекли. А рыцарь продолжал орудовать своей двузубой вилкой, по-прежнему не обращая на нее внимания. Вытаскивание тонких рыбьих костей его сейчас, похоже, занимало больше, чем все девки, вдовы и молодки в Нижнем городе.
Тут как раз подоспел Слепень с обещанным оремисом, и Айя удивленно осознала, что с его ухода прошло минут пять. А ведь казалось — много дольше.
— Я, пожалуй, все-таки поем, — негромко буркнула она, приняв у Слепня чашку. И сделала хозяину едва заметный жест: пригнись, есть разговор не для чужих ушей. Слепень подошел почти вплотную, наклонился. Айя повела головой в сторону рыцаря. — Это что за гусь?..
— Это… — неожиданно замялся Слепень. — Да кто его знает. Пес-выжлятник, с королевской сворки[5]. Так, захаживает иногда.
— Иногда, — насмешливо скривилась Айя, не преминув отметить, что ответил Слепень как-то слишком уж уклончиво. Пожалуй, имя рыцаря он все же знал, но называть не собирался. Даже ей. — То-то ты его, будто родного, усадил за лучший стол, да и накрыл, я смотрю, чисто. Даже вилку вон ему достал, аристократу драному. Чего это ты, Слепень? Не боишься, в гавани узнают, как ты "псов" обхаживаешь? Или, скажешь, в пиво ему плюнул?..
— Не плевал. И никому другому не советую, — ответил Слепень неожиданно решительно. И, немного помолчав, добавил уже мягче — Остынь-ка, Айя. Сама знаешь, я вам помогаю, чем могу. Но я теперь не "сумеречник", по ночным законам не живу.
— Угу, ты теперь вертишься, как вошь на гребешке, — сверкнула белыми зубами Айя. — И нашим что б, и вашим, лишь бы никому обидно не было. Ни мне, ни этому белоголовому.
И снова дернула головой в сторону каларийца, собирающего хлебным мякишем подливку. А потом решительно сказала:
— В общем, так. Делай что хочешь, но чтобы через полчаса его тут не было. Если бы мне хотелось ужинать на псарне, я вернулась бы обратно в гавань.
И тут Слепень ее удивил. Перегнулся через стойку — и почти беззвучно зашипел:
— Слышь, Айя, не дури. И зубы мне не заговаривай, я ведь с тобой не первый год знаком. Что, приглянулся?.. Сама с ним и разбирайся, а меня не впутывай!
Вероятно, говорить с ней в таком тоне во всем Нижнем городе мог только один Слепень. Помнивший ее не грозной Королевой Алой гавани, а худой, нескладной, обозленной на весь мир девчонкой, только что прибившийся к столичным "сумеречникам". Любому другому Айя за подобный тон язык узлом бы завязала. А уж за идиотское предположение, что этот калариец ей понравился!.. Она невольно покосилась на "выжлятника".
Тот пододвинул себе кружку с пивом, отхлебнул. И поймал ее взгляд, как ловят в схватке лезвие меча, каким-то шестым чувством угадав, куда придется следующий удар.
Глаза у него были не такими, как она запомнила их в гавани. Не светлого, стального цвета, а… ни дать ни взять весенние, редеющие облака, через которые вот-вот пробьется голубое небо — промелькнуло несуразное сравнение.
Рыцарь смотрел на нее в упор, и Айя сразу поняла, что он догадывается, о чем — точнее говоря, о ком — она шепталась с содержателем трактира. Айя напряглась. Вот сейчас под аккуратными усами каларийца проскользнет уже знакомая по гавани усмешка — и тогда она действительно его убьет. "Если получится" возникла в голове непрошенная мысль.
Но "пес" не улыбнулся.
Айя отвернулась к стойке, но при этом, как бы невзначай, устроившись на табурете так, чтобы можно было видеть стол и рыцаря, сидевшего за ним. Теперь, когда она так неразумно привлекла к себе его внимание, следовало быть настороже, а главное — не упускать его из виду. Айя пригубила свой оремис, искоса поглядывая на гвардейца. Напиток, как ему и полагалось, оказался сладким и горячим, но она поморщилась — пряностей здешняя кухарка положила слишком много. Но зато по телу от оремиса текло блаженное тепло, а это было самым главным. Калариец в это время отодвинул от себя тарелку и сделал Слепню знак, понятный каждому трактирщику.
Корчмарь кивнул и взял со стойки чистую полуторную кружку. Айя допила последние глотки горячего оремиса, следя за тем, как льется из бочонка пенная струя, а над кружкой вырастает пышная белая шапка. Слепень поставил кружку на поднос и уже собирался отнести ее, когда Айя, подчиняясь внезапному порыву, придержала край подноса.
— Погоди. Я отнесу.
Слепень удивленно вскинул на нее глаза, но поднос выпустил. Ухмыляться он, конечно же, не стал, но в глазах все-таки промелькнул задорный огонек, и Айе захотелось выдрать ему бороду. По волоску. Вот ведь старый дурак, вбил себе в голову Хегг знает что…
Наперекор этой трезвой мысли Айе вспомнился холодный стальной блеск в глазах гвардейца, отбивавшегося от ее людей, и где-то в животе возникло сосущее ощущение — причудливая смесь азарта, страха и восторга. Он был редкостным противником, этот светловолосый. Равных ему фехтовальщиков Айе уже давно не попадалось. Может быть, поэтому она и дожила до сегодняшнего дня.
