Джон Норман - Странники Гора
– Но я несколько месяцев прожил в твоем фургоне!
– И ты не видел яйца?
– Нет. Должно быть, оно было отлично спрятано!
– А как оно вообще выглядит, ты знаешь?
– Нет… – признался я, – не знаю…
– Ты, вероятно, считаешь, что оно должно быть золотым и иметь круглую форму?
– Д-да…
– Именно из этих соображений тачаки умертвили яйцо тарлариона, покрасили и поместили его в фургон Катайтачака. Да ещё пустили слух, что это именно оно.
В который уже раз за сегодняшний день я онемел от удивления.
– Я думаю, ты частенько видел яйцо Царствующих Жрецов, поскольку оно лежало у меня в фургоне на виду. Именно поэтому паравачи, напавшие на мой фургон, и не обратили на него внимания как на вещь, не имеющую никакой практической ценности.
– Не может быть! – не удержался я.
– Да, серый, как будто обтянутый кожей предмет это и есть яйцо!
Я не мог поверить своим ушам.
Мне припомнилось, как Камчак восседал на сером, похожем на кожаную довольно жесткую подушку предмете со скругленными краями. Помню, он даже поджигал его к себе ногами, а один раз даженогой! – пихнул его ко мне, чтобы я мог проверить, какой он легкий – Иногда, чтобы надежно спрятать что-нибудь, его нужно вообще не прятать, – продолжал Камчак.Считается, что все, имеющее значительную ценность, должно быть скрыто от посторонних глаз, поэтому находящееся на виду никакой ценности не имеет.
– Но ведь ты чуть ли не пинал его ногами по всему фургону, – пробормотал я дрожащим голосом Я просто отказывался в это поверить. – Ты даже швырнул его мне для проверки! Ты даже осмеливался сидеть на Нем!
У меня не было слов от возмущения.
– Надеюсь, – усмехнулся Камчак, – Царствующие Жрецы Не воспримут это как оскорбление. Они поймут, что подобное демонстративное обращение – довольно бережное, надо заметить, как раз и являлось частью моего плана.
Я рассмеялся, думая, как обрадуется Миск возвращению Яйца.
– Они не обидятся, – заверил я Камчака.
– Не беспокойся, что яйцо может быть повреждено, – успокоил меня Камчак. – Чтобы нанести ему вред, я должен был бы продырявить его кайвой или разрубить топором.
– Хитрый тачак, – не удержался я.
Камчак с Гарольдом рассмеялись.
– Надеюсь, после всех этих экспериментов яйцо все ещё живо, – заметил я.
Камчак пожал плечами.
– Мы внимательно за ним наблюдали, – заверил он – Мы сделали все, что могли.
– И Царствующие Жрецы, и я очень вам благодарны, – с искренней признательностью сказал я. Камчак улыбнулся.
– Нам очень приятно оказать услугу Царствующим Жрецам, – ответил он, – но ведь ты знаешь мы почитаем только небо.
– И храбрость, – добавил Гарольд, – и все, что с этим связано.
Мы с Камчаком рассмеялись.
– Думаю, именно потому, что вы почитаете небо, храбрость и – как ты говоришь – все, что с этим связано, яйцо и было доверено вам, и никому другому.
– Возможно, – согласился Камчак. – Но я был бы рад поскорее от него избавиться. К тому же приближается самое время поохотиться на тамитов.
– Кстати, убар, – подмигнув мне, поинтересовался Гарольд, – сколько ты заплатил, чтобы выкупить Африз?
– Ты отыскал Африз? – воскликнул я.
– Да, Альбрехт, кассар, подобрал её во время налета на лагерь паравачей, – словно между прочим заметил Гарольд.
– Удивительно! – не удержался я.
– Она всего лишь рабыня, – прогудел Камчак.Какое она может иметь значение?
– Так сколько ты за неё заплатил? – с невинным видом настаивал Гарольд.
– Да какая там плата, – отмахнулся Камчак. – Что она может стоить?
– Я очень рад, что она жива, – признался я, – и что ты без большого труда смог выкупить её у Альбрехта.
Гарольд прикрыл рукой рот и поспешно отвернулся, а Камчак сердито запыхтел и втянул голову в плечи.
– А действительно, сколько ты за неё заплатил? – спросил я.
– При торге, – доверительно заметил мне Гарольд, – тачак лишнего не заплатит.
– Да, скоро будет самое время поохотиться на тамитов, – недовольно проворчал Камчак.
Только теперь мне припомнилось, как дорого Камчак вынудил кассара Альбрехта заплатить за возвращение милой его сердцу Тенчики и как он хохотал по поводу того, что раз уж кассар выложил такую сумму, значит, он позволил себе привязаться к простой девчонке-рабыне, к тому же ещё и тарианке!
– Я полагаю, – продолжал Гарольд, – что столь проницательный тачак, как Камчак, сам убар нашего племени, никогда бы не выложил за такую девчонку больше пригоршни медных монет!
– В это время года тамиты подпускают к себе совсем близко, – хмуро заметил Камчак.
– Я счастлив узнать, что ты вернул Африз, – вставил я. – Она любит тебя, ты ведь знаешь.
Камчак равнодушно пожал плечами.
– Я слышал, – возразил Гарольд, – что она целыми днями только и знала, что распевать возле босков да в фургоне. Я сам как-то чуть не избил девчонку, которая производила столько же шума.
– Я, пожалуй, закажу себе новое бола для охоты, – оповестил нас Камчак.
– Хотя, конечно, она довольно смазлива, – с сомнением произнес Гарольд.
Камчак угрожающе зарычал.
– Но как бы то ни было, – гнул свое Гарольд, – я не сомневаюсь, что наш убар поддержал в вопросах умения вести торг честь тачаков и уж наверняка облапошил бестолкового кассара!
– Самое главное, что Африз снова с нами, что она цела и невредима, – миролюбиво сказал я.
Некоторое время мы ехали молча, затем я снова спросил:
– А все-таки, Камчак, просто ради уточнения факта, сколько ты заплатил, чтобы её вернуть?
Лицо Камчака побагровело от ярости. Он посмотрел на невинно улыбающегося Гарольда и затем бросил взгляд на мое лицо, выражавшее невинное любопытство. Кулаки его, сжимавшие поводья, побелели от напряжения.
– Десять тысяч золотых, – выдавил он из себя.
Я невольно остановил каийлу и изумленно посмотрел на него.
Гарольд едва не сполз с седла от душившего его хохота.
Брошенный Камчаком на него взгляд, казалось, должен был испепелить юного тачака.
– Ну, что – нормально, – произнес я, изо всех сил стараясь, чтобы в голосе моем не прорвались нотки легкого злорадства.
Глаза Камчака метнули молнии в мою сторону.
Он тяжело вздохнул – и выражение мрачного бешенства на его лице сменилось добродушием.
– Да, Тэрл Кэбот, до сих пор я даже не представлял, что я такой дурак, – признался он.
– И все же как бы там ни было, Кэбот, – подметил Гарольд, – принимая в расчет положение вещей в целом, разве ты не считаешь, что за исключением некоторых мелочей у нас, тачаков, великолепный убар?
– В целом, – согласился я, – за исключением совсем незначительных, даже вполне простительных мелочей у тачаков действительно великолепный убар.
