Надежда Кархалёва - Альдана Четыре новых человека
— Да они не почувствуют ничего, просто исчезнут, — попробовал смягчить ситуацию Тинзо, на ходу придумав про лёгкую и безболезненную смерть.
— Да что с тобой, — и тут Джессика сделала то, чего в жизни не делала: обняла сестру. — Понимаю… Натерпелась… Прости меня… — она гладила Теону по голове, сама кое-как сдерживая слёзы.
— Позволите мне договорить? — робко поинтересовался парнишка.
— Конечно, — всхлипнула Теона, уже успокаиваясь.
— Ну, если вы надумаете… это… от информеров избавляться… То делать это надо в полнолуние.
— Оно скоро, — произнесла молодая целительница. — Я понимаю всё. Избавлюсь от информера. Шаки ещё не оправилась, я с её лечением не закончила. Из-за моей магии мы совсем без средств к существованию останемся.
«Последним событиям удалось сделать тебя умнее… — подумала про себя Джессика, — и тем самым придать тебе посредственности. Это я полная дура, не ты…»
— Ошибаетесь! — воскликнул Тинзо. — До полнолуния далековато. Три дня назад была полная луна.
— Нам Айрис сказала, что полнолуние скоро, — возразила Джессика.
— Госпожа Ави, конечно, великая женщина, — осторожно стал растолковывать парнишка, — и без её деятельности наша деревня давно бы исчезла с карты Альданы, а мы все служили бы материалом для опытов некромантов, но она слишком увлечена своим делом. Это, конечно, хорошо, но госпожа Ави из-за занятости плохо ориентируется во времени и в таких мелочах, как толщина луны. Она могла заметить на небе месяц две недели назад, а ей всё кажется, что видела его вчера.
— Можешь дальше не убеждать, — отмахнулась Алина.
Подруг взволновало другое: если не полнолуние, то что тогда?
— Спасибо тебе, Тинзо, — прервала молчание Джессика. — привет от нас твоему папе.
— Выгоняете, — мальчик покорно отставил чашку. — Что ж, я пошёл.
Когда Джессика закрыла за Тинзо дверь и вернулась на кухню, разговор возобновился:
— И что теперь? — недоумевала Алина.
— Идём к Вивьен, — решительно сказала девушка, не садясь за стол, и подруги сорвались с места, не задавая вопросов.
Женская компания застала Вивьен в Храме и наперебой принялась излагать проблему.
— Тихо, — велела им священница. — Тихо… Я что-то чувствую…
Подруги замерли и замолкли. Вивьен ещё и глаза закрыла, сосредоточившись и делая какие-то пасы руками.
— Жизненная сила… Её много… — бормотала она.
— Жизнь? Да я труп ходячий! — не сдержалась Дашка.
— А в тебе она есть… я чувствую…
— Зато я — нет!
— Скоро ощутишь. В тебе жизнь… потому что ты скоро станешь мамой.
Такой тишины, которая в момент заполнила Храм Ветров, не было даже тогда, когда Теона проходила Обряд Признания. Полминуты спустя подруги позакрывали рты, а Алина, вздохнув, спросила:
— Отец — мистер Мортис, да?
— Он, — буркнула Дашка, в мыслях устраивавшая себе жесточайший разнос с использованием полного арсенала ругательств, большей частью ненормативных; из цензурных же выражений на ум шло только одно: что, нормальная цена за попытку вырастить в себе стерву?
Потом оно сменилось коротким, но ёмким: доигралась?!?
— Скорее всего, поэтому ты всегда голодна и крови хочешь, — сделала вывод Алина. — И не в побочных эффектах и приближении полнолуния тут дело.
— Я уверена, ты будешь отличной мамой, — улыбнулась Теона.
— Подождите… Тихо… — Вивьен опять уловила что-то. — Теона, ты тоже.
— Что — тоже? — вздрогнула она.
— У тебя тоже будёт ребёнок.
— Правда? Это чудесно!
Дашка чуть-чуть успокоилась, глядя на Теону. Сама она к своему будущему ребёнку не испытывала абсолютно ничего тёплого. Сейчас он представлялся ей исключительно фактором несвободы. А молодая целительница, похоже, уже обожает своего сына или дочку. Можно надеяться на её заразительный пример.
Алина пребывала в шоке, который постепенно рассеивался, и из-под него проглядывал интерес: каково это, воспитывать детей? А она не сомневалась, что в воспитании обоих малышей будет принимать активное участие.
Джессика не спешила определяться со своим отношением к детям. Сейчас в центре её души… Нет, всю душу целиком занимала ненависть. К Дмитрию Фёдорову.
Она выскочила на улицу, оставив подруг в Храме.
Все остальные уже были дома, отдыхали по комнатам. Взлетев наверх и пинком открыв дверь мансарды, занимаемой Сашей и Димой, она попросила выйти первого. Саша, видя её ярость, молча покинул комнату. Приятель ему в красках описывал все ночи с Теоной, и Саша подозревал, в чём причина появившейся плаксивости молодой целительницы, однако всё ещё верил в убеждение друзей, что это от нервов. Оказалось, его подозрение было правильным, общее предположение — ложным. Он спустился на кухню.
Разговор Джессика начала в свойственной ей манере: ударом отправила Диму в угол комнаты.
— Дмитрий… — начала она предательски дрожащим голосом.
Этот человек перед ней, пытающийся принять вертикальное положение, хватаясь за стенку, был сильнее её, бесстрашной воительницы, потому что оружием своим выбрал магию Вуду, позволяющей наносить удары, не находясь на поле боя… и в качестве куклы ему была Теона.
— Дмитрий, скажи, разве в этом доме тебя так часто о чём-то просят, что ты забываешь про обещания?
— О чём ты?!
— Помнишь, я тебя просила перед тем, как уйти из деревни?
— Да… — он опять сполз вниз, догадываясь, к чему клонит девушка.
— Теона беременна.
Он ничего не ответил — не знал даже, что подумать, не то что сказать. Была бы на месте Теоны другая, и происходи действие в Большом Мире, парень бы не стал забивать себе голову: да такое сплошь и рядом, хочешь — мучайся, хочешь — аборт делай. А тут… Теона от ребёнка точно не избавится, всё семейство будет знать — не отвертеться.
— Ты не рад, — без намёка на вопрос сказала Джессика.
— Нет! — выпалил Дима, не успев подумать о том, чтобы соврать — ложь могла бы дать отсрочку, а отсрочка — по обстоятельствам.
— Что будешь делать, когда тебе об этом сообщит сама Теона?
Вопрос мгновенно отрезвил. При всём своём цинизме Дима ни за что не решился бы предложить Теоне не то что прервать беременность (да и возможно ли здесь такое?) — он бы не признался, что ребёнок ему совершенно не нужен, и вообще, дети в его представлении — ужас, кошмар и никакой личной жизни.
— Соврёшь ей, что счастлив? — теперь вопрос послышался, но не из-за сомнений, а потому что голос дрогнул опять.
— А что мне ещё остаётся? — пожал плечами Дима.
