Ольга Вешнева - Огрызки эпох
Однажды, во время обоюдной бессонницы, Регина поведала свой главный секрет, взяв с меня клятву сохранить его от стаи.
Она родилась в семье лютеранского священника. Отец назвал ее необычным для захолустного финского городка именем, в переводе с латыни означающим «царица», и с малых лет она отличалась от сверстниц — глуповатых, бесхитростных Анник и Кайс. Она всегда была себе на уме, избегала уличных пересудов, и ни с кем не делилась секретами. У нее не было подруг.
Регина получила довольно сносное домашнее образование от своих родителей, отец ее владел ее мать вела уроки в воскресной школе. Она стала школьной учительницей, преподавала детям русский и французский языки. Любимым занятием девушки было чтение, но интересовали ее не бульварные романы, а научные и философские труды. Раздобыть интересные новые книги в крошечном городишке было непросто, но Регина нашла выход, и редкие тома ей стали приносить зажиточные мамаши ее нерадивых учеников в качестве оплаты за дополнительные занятия.
Жители городка презирали Регину за надменность, несвойственную девушкам низкого происхождения. Соседки пророчили ей участь старой девы, считая, что в провинциальном городке не найдется мужчины, согласного взять в жены высокомерную белоручку. Да и сама Регина не торопилась стать хозяйкой подворья. Ей претило разрываться между стряпней, уборкой по дому и уходом за маленькими детьми, скотом и птицей. На мужчин, оказывавших ей знаки внимания, она смотрела, как на зловонных полевых клопов.
Регина была обращена из-за привлекательной внешности, а вовсе не из-за скверного характера. У вампира, выбравшего ее в спутницы вечной жизни, был необычный пунктик — уверенность в том, что нет ничего прекрасней сочетания огненных волос, не выцветших на солнце, с белой как мел кожей, не замаранной веснушками и родинками.
Странный тип хотел сделать Регину послушной рабыней. Он просчитался, не оценил ее изощренного ума, и стал жертвой ее непокорства. Регина прикинулась смирившейся с горькой участью, убила сонного мужа и сбежала в лес.
Влившись в стаю Демьяна, строптивая красотка впервые в жизни испытала любовное томление. Эгоистичный тиран покорил ее дикое сердце. Демьян, подкупленный ее горделивой манерой держаться в разбойничьем сообществе, быстро ответил взаимностью на ее нескромные прямолинейные намеки. О праздничных превращениях адской птицы Регина знала, но терпела Шениглу благодаря ее колдовской защите.
Новая супруга четко дала мне понять, что никогда меня не простит и не полюбит. Мне никогда не отмыться перед ней от крови Демьяна. Она всегда будет видеть во мне его убийцу. Ее высшей благосклонностью стало фальшивое примирение ради целостности стаи, и большего ожидать не следовало.
Мне тоже не удалось ее полюбить. Неизменное отторжение моей ласки растворяло внутреннюю теплоту. Рядом с ней было неуютно, опасно.
Пятак и Глаша оставались «темными лошадками», потенциальной угрозой. О прошлом они рассказывали типичную для нашего племени историю: служили злому боярину, сбежали от него и примкнули к разбойникам — вампирам. Они что-то недоговаривали. Их неискренность побуждала меня держаться рядом с ними настороже.
Лаврентию я доверял, как брату. С его женой Лейлой мы быстро пришли к взаимопониманию. В природе восточной женщины заложено беспрекословное послушание мужчине. Сообразив, к каким стрункам ее души следует чаще прикасаться, я превратился в ее глазах из глупой скотины в умного, сильного и бесстрашного повелителя.
Мрак, долгое время окутывавший заповедник постепенно рассеялся. Шенигла не вернулась. Она будто сгинула в своей покровительнице — тьме.
Срываясь с еловой ветки навстречу далекой лошадиной спине, я предвкушал удачный финал охоты. Едва удерживаясь на мчащемся по лесу единороге, я мыслил не столь оптимистично. Прежде я не охотился на единорогов, зная, что их острый рог, излучающий солнечный свет, и мощные копыта унесли жизни многих вампиров.
Гладкая белая шерсть зверя искрилась в лунном сиянии. Когти соскальзывали с его прочной шкуры. Я сделал несколько попыток добраться зубами до его гибкой шеи, и всякий раз длинная грива набивалась в рот шерстяным клубком. Из-под копыт светлячками разлетались белые искры. Спрыгнуть я не успевал. Уклонившись от летящих в голову ветвей, я пригнулся к холке, но укусить зверя больше не пытался.
Единорог прискакал к лесному озеру и, резко остановившись на скаку, пригнул голову к земле. Я слетел с его спины и шлепнулся на отмель. Близко плеснула русалка, и я в панике рванулся к берегу. Противник толкнул меня копытом в живот, укладывая на спину. Я приподнялся на руках из воды и замер от испуга. Острие налившегося голубым свечением рога было нацелено в мое сердце.
— Кажись, охладила я твой пыл, — я услышал низкий, гипнотически притягательный женский голос. — Иль еще тебя купнуть? Авось, посговорчивее станешь. И речи моей чутче внемлешь.
«Как я мог не знать, что они разумны и умеют говорить?»
Дама — единорог вскинула голову, помахала хвостом и топнула копытом. Из трещин в береговом обрыве повалил зеленый пар, окутывая лес густым туманом, погружая его в мистическую тишину.
От удивительного создания тянуло неосязаемым могуществом. Шанс на побег я считал равным нулю.
— Разрешите принести глубочайшие извинения за посягательство на вашу жизнь, любезная сударыня, — залепетал я ускорившимся от страха шепотом. — Я был голоден и…
— Голоден?!! — от полусмеха — полуржания сгустившийся зеленый туман содрогнулся. — А грифоньего птенчика не ты ли ввечеру из гнезда утащил?
— Птенец был мал, — с долгими запинками промямлил я. — А мне, как атаману шайки вампиров, требуется много пищи. Вы не полномочны обвинять меня, сударыня. Я не сам себя кровожадной тварью сделал.
— Я знаю про тебя все, Тихон. Ты не дал птенчику вырасти в большого грифона и оставить потомство на земле. Так ты всякую животину в волшебном краю изведешь. Но я не позволю тебе разорять мои владения. Не умеришь прожорства, я выставлю тебя вон и пропадешь ты, Тихон, почем зря.
— Простите, хозяюшка, я желаю знать достоверно, почему одному мне из всей стаи вы запрещаете кушать вволю? И ваше имя мне столь же любопытно узнать… поскольку вам, сударыня, имя мое известно.
— Баженой меня нарекли родители. А с тебя, Тихон, особый спрос. Я выбрала тебя помощником в защите волшебных земель. Опусти в воду мой камень. Он покажет истину.
Я снял оберег с шеи и погрузил его в озеро. Вода расплылась кругами, замутилась. В прояснившемся отражении на месте единорога явилась девушка. Ее овальное лицо было немного тяжеловатым, но довольно милым. Голубые глаза, симметричные брови, тонкие губы оттенка недозрелой вишни, чуть длинноватый нос — будто были нанесены легкими прикосновениями кисти на холст. Волнистые локоны цвета липового меда струились по стройному, зрело оформившемуся телу. Солнечный блеск человеческой кожи согревал взгляд.
