Олег Яковлев - Сердце ворона
Но самое страшное – это черная вода, гребнями поднимающаяся в двух шагах от тебя. Ты смотришь на стремительно растущую, непроглядную, будто смола, волну и не можешь отвести взгляда, завороженного и полного ужаса. Она прокрадывается к тебе… так медленно, так, кажется, спокойно, будто добрый нежный зверек, она просит тебя ее погладить… провести по ее изогнутой спине ладонью…
– Дуэн! – заорал Риф, увидев, как невысокая кряжистая фигура исчезает за бортом, когда корабль накренился.
Но помощника уже нельзя было спасти, только о фальшборт ударилась его любимая подзорная труба…
– Хотели дождя?! – весело заревел Гшарг, перекрывая вой ветра, скрип снастей и рокот волн. – Осеннее море – самое изменчивое!
– Но сейчас лето! – закричал что было сил Логнир.
– Это на земле – лето, сын ягненка, в море всегда правит осень!
– Гшарг, твои как?!
– Мои нормально: не привыкать! Отпускай «Змея», Риф. Мы вас найдем, куда бы вас ни вынесло! – только и закричал орк, затем, улучив момент, когда волна пройдет мимо борта, прыгнул с фальшборта юта в море.
Раздался всплеск, и орк что было мочи поплыл к своему судну. Его воины помогли вождю забраться в ладью. Никто не услышал, как он, выбравшись на борт «Гадрата», тихо прохрипел напоследок: «Наверное, найдем», – даже много повидавший на своем веку морской вождь не мог припомнить подобной пляски стихии.
– Всем черпать воду! – проревел Риф. – Логнир, помоги!
Кормчий в это время пытался повернуть судно, но штурвал заклинило! Логнир бросился к нему и попытался помочь. Безрезультатно. А впереди все дальше на юг уплывала небольшая боевая ладья, искусно лавируя меж водяных гребней, подобно маленькой юркой змейке, находящей путь в высокой траве. И казалось странным, что волны еще не смели в пучину эту крохотную сошку на лице океана. Воистину, мастерство орков-мореплавателей было непревзойденным.
А черный «дракон» отходил назад под ударами могучей стихии, которая, казалось, своей всесокрушающей силой превосходила все, что есть жуткого в этом мире, даже огонь демонической бездны.
– Гор! – что было сил закричал кормчий боцману. Стоящий на палубе и следящий за тем, как слезают с вант последние из матросов, что закрепляли парус, гигант обернулся – превосходный слух бывшего пустынного жителя донес до него кажущийся тоненьким писком на фоне безумного хохота океана голос кормчего. – Посмотри, что с рулем! Быстро!
Боцман кивнул и устремился к трапу, что поднимался на надстройку, где была каюта Рифа. Подле трапа здесь была пробита дверь, ведущая на камбуз, туда он и нырнул. За ним последовали два его помощника. Сразу же рев бушующего моря и грозы в небе остался там, за стенами, превратившись в гул. Пробитые в бортах круглые щели-воздуховоды от дыма и запахов с корабельной кухни были накрепко забиты, поэтому здесь еще тянуло зловонием и дрянной похлебкой, за которую кока-мерзавца утопить было мало, а также солониной и курятиной, что тот приготовил на ужин. В центре камбуза находился очаг, выложенный кирпичом и засыпанный песком, чтобы избежать пожаров, в стороне, перевернутый кверху дном, лежал черный котел, настолько огромный, что в нем точно можно было сварить человека. Вообще, все здесь было настолько загромождено, что пробраться куда бы то ни было казалось затруднительным: у бортов располагались грубо сколоченные из досок столы, такие же щербатые и покореженные, как и моряки, что за ними обычно сидели, в углу чернели засохшей кровью колоды для разделки мяса, к ним привалились поленья для очага. Бочки, горшки и половники разлетелись по всему настилу так, что через них приходилось переступать или и вовсе обходить.
Пол камбуза был весь покрыт крышками люков, задвинутыми на засовы, – там, в кормовых трюмах, находились хлебные кладовые с мешками сухарей, амбарные кладовые, заставленные бочками с водой и другой снедью, надежно припрятанной от вечно голодных моряков.
Гор и его люди схватили на камбузе фонари, разожгли масло и отворили дверь, ведущую в рулевую комнату. Все пространство здесь занимали огромные шестерни и механизмы устройства, предназначенного для поворота судна. Едва оказавшись здесь, боцман понял: что-то не в порядке. Баллер дрожал, а шестерни выли, будто огромный раненый зверь, у которого в лапе застряла крохотная игла. Он, такой могучий и грозный, был не в состоянии сам справиться со своей бедой, и ему оставалось лишь испытывать мучительную, неотпускающую боль. Приблизившись к механизму вплотную, Гор высветил огнем фонаря то, что и было причиной всех бед монстра-руля. Бансрот подери, мерзавец кок, этот жалкий король плошек и подлый маркиз котла, снова неплотно затворил дверь в камбуз! Выкатившаяся оттуда бочка заклинила огромную шестерню, и весь механизм только вздрагивал от безуспешных попыток кормчего на юте повернуть штурвальное колесо!
– Топор! – взревел Гор.
Ему дали топор, и он ударил по бочке. Крепкое дерево под могучим ударом сломалось, грязная вонючая вода с кусками костей и рыбьих голов брызнула во все стороны, а боцман рубил дальше.
– Есть! – в это самое время воскликнул Риф и отпустил штурвал. Колесо бешено закрутилось, и корабль начал быстро поворачиваться. – Не забывайте воду выбирать, собаки! Если не хотите, чтобы «Морской Змей» нырнул в глубины!
Дождь смешивался с морскими брызгами и накрывал своей пеленой моряков. Молнии стали сверкать постоянно, гром бесновался, не переставая, и люди уже совсем оглохли, с трудом улавливая команды капитана.
Гроза и шторм, брат и сестра, бушевали два дня. Эти два дня для людей смешались в одно серое мокрое марево. В один бой со стихией. Ночью грот-мачта не выдержала удара ветра и волн, и ее сорвало вместе с реей и парусом. Остался лишь жалкий обломок, сиротливо возвышающийся всего на пять футов над палубой.
Моряки молились Тайдерру и отцу его Аргиуму, богу справедливости и покровителю всех путешественников, просили духов воды удержать корабль. Над морем разносился демонический хохот кормчего, походящего сейчас на какого-нибудь сумасшедшего теневого лорда из свиты Бансрота. Он стоял на корме и держал руль. Сейчас он бросал вызов всем богам и демонам вместе взятым. Его черный «дракон» несся стрелой на юго-запад, море все пыталось отобрать у него нить управления судном, но сильные пальцы крепко впились в деревянные рукояти штурвала. И сейчас жизни пяти десятков людей и одного маленького гоблина зависели лишь от искусства кормчего. Где-то впереди уже давно исчезла из виду маленькая ладья Гшарга…
ГортенОгромная клетка стояла посреди торговой площади Гортена. Вокруг располагались прилавки, стояли купеческие шатры и крестьянские телеги. Перед клеткой застыли на страже с десяток городских блюстителей порядка и пятеро гвардейцев его величества. Их долгом было не столько охранять того, кто день-деньской бился о стальные прутья, яростно рычал и выл в переполосанное железной сеткой небо, сколько следить за тем, чтобы добропорядочные горожане не швыряли камнями, не пытались причинить вред заключенному.
