Роберт Говард - Ночь волка. Сага древних морей
Моя история о Ньёрде, Ньёрде — Победителе Чудовища, ставшем прототипом героя целого цикла легенд, о страшных событиях, заложивших реальную основу в мифы о драконах и прочих монстрах и чудовищах.
Я буду говорить с вами не только от имени Ньёрда, но и от своего тоже. Ведь я — Джеймс Эллисон в степени не меньшей, чем был когда-то Ньёрдом. Рассказывая о том, что произошло тогда, я буду интерпретировать некоторые мысли, высказывания и действия Ньёрда с точки зрения нынешнего моего «я», чтобы сага об этом удивительном человеке не показалась вам галиматьей, лишенным смысла набором слов. Ибо поступки и образ мыслей Ньёрда настолько чужды нам, людям двадцатого века, насколько джунгли со львами и тиграми чужды белым стенам домов городской улицы.
Удивительным был мир, в котором Ньёрд жил, любил и сражался так много веков назад, что даже моя необычная память пасует, не в силах отыскать достаточно надежной точки отсчета, скользя по минувшим эпохам. Могу лишь сказать, что не однажды с тех пор менялось лицо Земли: возносились и тонули континенты, с места на место перетекали моря, пробивали новые русла реки, наступали и пятились ледники, меняли свое положение на небе звезды, складываясь в новые созвездия.
Это была эпоха начала эпических странствий человека разумного, эпоха, в которой племена голубоглазых и светловолосых людей двигались на север и на юг, на запад и на восток, в веками длившемся кочевье вокруг земного шара. Их следы и их кости можно отыскать в самых диких уголках современного мира. Я родился, вырос и возмужал в дороге. О родине, оставшейся где-то далеко на севере, остались лишь отрывочные воспоминания — неясные, словно полузабытый сон. В моей памяти остались лишь образы ослепительно белых равнин и ледяных полей; огромные костры, пылавшие в центре круга из кожаных шатров; русые волосы, развевающиеся на ветру; солнце, скрывающее свой лик за мрачной стеной багровых туч; вытоптанный снег, на котором, скорчившись, замерли в лужицах чего-то алого темные фигурки.
Это последнее воспоминание отчетливее всех остальных. Уже много позже мне объяснили, что это поля Ютунхайма, где разыгралась страшная битва — та самая легендарная битва эсиров, о которой затем на протяжении веков слагали песни седобородые сказители, отзывы которой дошли до нашего времени в виде туманных описаний Рагна-рока и Геттердеммерунга. Так вот, представьте себе, что я видел это грудным ребенком, стало быть, жил где-то в… Нет, не будем уточнять — вы еще примете меня за сумасшедшего, а историки и совместными усилиями геологи спустят с меня шкуру.
Но это не более чем смутный фрагмент, гораздо ярче я вижу кочевье, в котором, собственно, и прошла вся моя жизнь. Мы не выбирали себе путь осознанно, но так уж получалось, что наше племя постоянно шло на юг. Иногда мы останавливались и жили какое-то время в плодородных долинах меж высокими горами или по берегам величавых рек, но рано или поздно срывались с насиженного места и двигались дальше. И дело отнюдь не в грозившем нам голоде или, допустим, внезапной засухе, — случалось, мы уходили в пустыню, без сожаления покидая земли богатые дичью. Нет, нас гнали вперед неутоленные страсти и желания. Такова уж человеческая природа. Но мы об этом думали тогда не больше, чем дикие гуси думают о причинах сезонных миграций. Вот так однажды мы и оказались в тех местах, где обитало Чудовище.
Я начну свою повесть с того момента, когда мы подошли к холмам, покрытым буйной растительностью, в которой кишела разнообразная живность.
Именно тогда мы впервые услышали тамтамы аборигенов, наполнявшие рокочущей дробью жаркую душную ночь. Утром мы увидели самих обитателей холмов — низкорослых, коренастых, черноволосых дикарей с пестро размалеванными жестокими лицами, но, несомненно, белокожих. Мы издавна знали их род. Это были пикты, наиболее воинственное из всех известных нам племен. Пикты попадались нам и в густых лесах, и в горных долинах, но со времени нашей последней встречи с ними утекло немало времени. Думаю, что здешнее племя пиктов дальше всех иных откочевало на восток. Всего несколько поколений пиктов успело смениться на этом месте, но бесконечные джунгли уже начали переваривать этих людей, стирая прежние черты и подгоняя их под свой кошмарный эталон.
Мы шли пешком — белобородые, похожие на волков, старики; могучие, в расцвете сил, мужчины; нагие дети; златовласые женщины с младенцами на руках, никогда, кстати, не плакавшими. Я не помню, сколько нас было, — что-то около пяти сотен воинов. Воинами я называю всех мужчин: от детей, достаточно сильных, чтобы держать лук, и до самых дряхлых старцев. В те жестокие времена воевали все. Наши женщины дрались в случае необходимости, как тигрицы, я помню младенца, вцепившегося зубами в ногу наступившего на него врага.
Да, мы были настоящими воинами. Но пришло время рассказать о Ньёрде. Я горжусь собой, бывшем им, особенно сейчас, когда вижу жалкое, парализованное тело Джеймса Эллисона — теперешнее мое вместилище, которое я вскоре без сожаления покину.
Ньёрд был высоким, широкоплечим, с сильными руками и крепкими ногами, юношей. Длинные упругие мышцы дарили ему не только силу, но и выносливость. Он мог сутками бежать, не выказывая ни малейших признаков усталости. Ошеломляющая стремительность движений превратила бы его тело в глазах современного наблюдателя в размытое пятно. Поведай я в цифрах вам о его силе, вы посчитали бы меня лжецом. На всей Земле не сыскать сейчас человека, который смог бы натянуть лук Ньёрда. Помнится, в наши дни рекорд по стрельбе из лука принадлежит одному турецкому спортсмену, пославшему стрелу на четыреста восемьдесят два ярда. В моем племени подростки, не сумевшие бы побить этот рекорд, просто не выживали.
Итак, углубившись в джунгли, мы услышали тамтамы, гремевшие в таинственных долинах, прятавшихся среди холмов. Враг ждал нас на широком, открытом со всех сторон плоскогорье. Здешние пикты, судя по всему, ничего о нас не знали, даже слухи об эсирах до них не дошли, ибо будь иначе, им бы в голову не пришло пытаться противостоять нам в открытом бою. Разрисованные дикари раскачивались на ветках, грозно завывали, вопили, что свалят наши головы к ногам своих богов, что наши женщины будут рожать им сыновей. Ха! Ха! Ха! О Йомир! Это рассмеялся Ньёрд, а не Джеймс Эллисон. Именно так, от всей души, смеялись тогда эсиры, услышав эти угрозы. Моря крови, океаны пламени и холмы пепла оставляли за собой мы, бывшие беспощадными убийцами, неумолимыми грабителями, с мечом в руке покорявшие жестокий мир. Кривляния пиктов просто нас позабавили.
Мы устремились им навстречу, скидывая на ходу с плеч волчьи шкуры и вытаскивая из ножен бронзовые мечи. Наш рев громом прокатился по плоскогорью. Пикты выстрелили из луков, мы ответили тем же. Где им было тягаться с нами в меткости! Тяжелые стрелы эсиров обрушились на них стеной и дикари валились наземь, словно сухие тростинки под порывами ветра. Когда завывающие пикты с пеной на губах набросились на нас, мы, опьяненные радостью сражения, отшвырнули луки прочь и дали волю мечам.
