Ирина Шевченко - Осторожно, женское фэнтези. Книга вторая
Кроме булочек я получила недлинную лекцию об осторожности на кладбищах и совет заказать у артефакторов специальный оберег, защищающий хронических неудачников от фатальных неприятностей, а попутно узнала, кем была встреченная мною в уборной неприятная дама. Была она, как оказалось, племянницей мэра Ньюсби и в лечебнице присутствовала в качестве добровольной сиделки той самой «жертвы» набедокуривших студентов, о которой говорил накануне Крейг. Дамочка состояла в каком-то комитете чего-то-там-блюстителей и, по ее словам, охраняла в нашем гнезде разврата против воли попавшую сюда невинную душу. Невинная душа, как рассказала леди Райс, ютилась в дебелом теле сорокалетнего мужика, гуляки и пьяницы, который со своими собутыльниками приставал в трактире к девчонке-разносчице, бывшей то ли подружкой, то ли просто знакомой одного из вступившегося за нее молодых магов. Наставница полагала, что именно тот факт, что ссора завязалась из-за хорошенькой девушки, и не давал покоя чванливой комитетчице, которая, мало того, что красотой не блистала, но и, как откуда-то стало известно, была старой девой в самом дурном смысле. Бесстыжие девки виделись ей повсюду, не только в больничных уборных, в трактирах же, по ее мнению, работали окончательно павшие особы, ибо не желали бы, чтобы их щупали пониже спины всякие забулдыги, шли бы служить в пристойное место или сразу в монастырь. А в сиделки эта блюстительница однобокой морали пошла не из человеколюбия, а чтобы помешать руководству академии заключить мировую с «невинной душой». Леди Пенелопа небезосновательно считала, что племянница ньюбинского градоправителя науськивает «жертву» непременно судиться со злокозненными магами и, кажется, уже преуспела в этом подстрекательстве.
Будто Оливеру без этого проблем мало.
— Скоро очередные выборы в парламент, — добавила наставница. — Противники магов у власти могут так раздуть этот случай, что академию измучают проверками. В конце учебного года, представляете? Это будет настоящая катастрофа. А на милорда Райхона в министерстве некоторые давно зуб точат.
— Думаете, эту блюстительницу специально подослали?
— Думаю, она — тупая курица, — со свойственной ей прямотой ответила настоящая леди. — Но если ей не помешать, найдутся люди, которые сумеют использовать ее тупость и жадность ее дядюшки, надеющегося что-то выиграть от грядущего процесса.
Академии и непосредственно ректору грозили серьезные неприятности. Не серьезнее, чем искажение реальности, но с этим тоже нужно было что-то решать.
И, как ни странно, я нашла решение. Как раз странное решение и нашла. Хоть и не искала, если честно: после ухода наставницы просто перебирала в надежде разложить по полочкам ту ерунду, которой была завалена моя голова.
— Простите, а вы не знаете, доктор Грин сегодня в лечебнице? — выглянув в коридор, спросила у дежурной сестры.
— Выходной же, — высказала она недовольно. После вспомнила, что я «своя», и развела руками: — С утра не было. Но он всегда заходит, ближе к десяти обычно.
Часы показывали без четверти десять.
Куда уж ближе, подумала я, запахнула поплотнее халат, пригладила волосы и отправилась на первый этаж, пока запал не иссяк.
Кабинет заведующего был заперт, и на стук никто не отозвался, но я решила не возвращаться в палату и подождать. Вряд ли Грин изменил бы своим привычкам. И верно, без пяти десять доктор появился в коридоре. Вывернул из-за угла бодрой пружинистой походкой и будто споткнулся на полпути, но тут же выровнял шаг и остановился, только дойдя до своей двери.
— Доброе утро, Бет. Что-то случилось?
— Доброе утро. У меня к вам просьба… несколько необычная. Можно войти?
— Да, конечно, — он распахнул передо мной дверь.
В кабинете я дождалась, пока он снимет пальто и повесит его на вешалку.
— Так о чем вы хотели попросить?
Ходить вокруг да около я не стала.
— То приворотное зелье, вы его не уничтожили? Оно у вас? Здесь?
— Предположим.
— Можете мне его дать? — И добавила поспешно, пока он не подумал ничего лишнего: — Это не для меня. Это… для общего блага.
— Да-а, — растянул он. — Ну, что же… внимательно вас слушаю.
Слушал он в самом деле внимательно, но даже захотел бы перебить, у него не вышло бы, так как план свой я изложила быстро и четко, на удивление, ни разу не сбившись под постепенно окрашивающимся недоброй улыбкой взглядом.
— Какое коварство! — с восхищением, непонятно только, искренним или наигранным, подвел итог моему рассказу Грин. — Воистину, в духе женских романов. А вы уверены, что реакция последует именно та, на которую вы рассчитываете. Вдруг дама… хм… воспримет происшествие благосклонно?
— Я доверяю мнению леди Райс, — сказала я, пропустив шпильку о романах. — А она составила весьма четкий психологический портрет. К тому же этот тип не стихи читать начнет, полагаю. Вы же сами говорили, что действие приворота зависит от фантазии. Не думаю, что у завсегдатая питейных заведений ее хватит на что-либо, кроме… эм… поиска удобной поверхности.
— Склонен с вами согласиться, — кивнул Грин задумчиво. — С фантазией там неважно.
— Так вы поможете? Дадите мне приворот?
— Нет.
— Но…
— Нет, потому что… — Я ожидала лекции о законности и морали, но доктор привел более весомые аргументы своему отказу: — …Во-первых, с вашей удачей, мышка моя, вы половину флакона выльете на себя. А это чревато телесными повреждениями… для тех несчастных, кто может встретиться на вашем пути. Я еще помню, как неласковы бывают эти нежные ручки. А, во-вторых, у вас, в отличие от меня, нет причин появиться в палате несчастной жертвы злокозненных магов.
— То есть…
— Да, — он ухмыльнулся так, что не оставалось сомнений в том, что маги таки злокозненны, по крайней мере, некоторые из них. — Возвращайтесь в палату и ждите результатов. Полагаю, вы их услышите.
Видимо, комитетчица и опекаемая ею «жертва» за время пребывания в лечебнице успели порядком его раздраконить, раз уж Грин согласился так легко. Или же он просто понимал, какие неприятности ждут академию из-за этих двоих, и как и многие хотел их избежать. Вряд ли доктор пошел бы на такое только потому, что я об этом попросила, все-таки, положа руку на сердце, это — самое настоящее преступление. А мы теперь, получается, сообщники. Думать об этом оказалось неожиданно приятно, а после того, как примерно через полчаса после моего возвращения в палату «тихое крыло» перестало быть тихим, оглашенное возмущенным женским визгом, еще и весело.
Визг постепенно перешел в ругань, требования вызвать полицию и отправить «мерзкого негодяя» в тюрьму, а лучше сразу на эшафот. Затем, словно по волшебству, в коридоре стало тихо.
