Бай Айран - Всадники Ветра
Я лежала на спине и глядела в потолок, прислушиваясь к каждому удару своего сердца. Воздух помещения уже раздражал мои ноздри, а звук льющегося наружи дождя так и манил к себе, но сил, чтобы подняться с кровати и выйти на улицу, не было. Поэтому я просто лежала и слушала свое сердце. Алди неодобрительно зарычал, последние три дня он только и делал, что критиковал мое поведение, но огрызаться не хотелось. Ничего не хотелось.
Я ощущала себя полным ничтожеством, и причины этого скрывались под толстым слоем недоумения и ярости. Не знаю, каким образом во мне смешивались безразличие и гнев, но так оно и было. Эти чувства ядовито клубились в голове, не давая покоя телу, которое жаждало движения и жизни, но этого дать ему нельзя. Не сейчас. С каждым проведенным в одиночестве днем я маниакально погружалась в состояние одиночества, со мной даже не находилось человека, с которым я могла бы поделиться своими утопическими настроениями. Нет, Роуп постоянно ухаживал за мной и присматривал за зашитой раной, но после его признания ему доверять… глупо. Я так решила, так что никто не оспаривал моих выводов, и утопические мысли продолжали планомерно изъедать внутренности. На сопротивление не находилось желания, так что я безропотно воспринимала изменения собственной души, кляня себя за глупость и совершенную ошибку.
На мое раздражение никто не поддерживал этой мысли. Рейзар заявила, что своенравные Хлысты порой калечат своих владельцев, а Роуп так вообще увещевал, что это его вина, да так яро, что иногда хотелось запустить в него чем-нибудь тяжелым, но обычно об его лицо ударялась подушка. Они так яростно принимались меня кормить или вызывать на разговоры, что порою я притворялась спящей, чтобы занудное жужжание их заботы не отвлекало от демагогии, что развернулась на амфитеатре моей жизни. Ничто не пробуждало мысли к жизни или радость, я думать забыла о шраме, который наверняка появиться на скуле. Мне было плевать на то, что происходит вокруг, я полностью и без остатка погрузилась в созерцание руин своего обучения.
Наверняка, эти дни самые странные в моей жизни. Еще никогда мысли о собственной ничтожности не посещали так часто и так красочно, что иногда хотелось дотянуться до кухонного ножа и покончить с этим ничтожеством. Но безропотная лень настолько овладела молодым телом, что мысль о столь незначительном движении приводила в уныние все мое состояние. Я с трудом заставляла себя вставать с постели и проводить необходимые телу процедуры, очень часто Роупу приходилось почти насильно запихивать в мой рот ароматную и горячую еду, и только с помощью волков ему удавалось уговорить мое безразличное сознание принять ванну. Все потеряло краски, вкус и запах, волки не переставляли удивляться моей глухости — ничто не привлекало рассеянного внимания. Но я никогда бы не догадалась, что причиною этому всему была не ошибка, а отвратительное влияние владеющей несколькими душами цепью.
Однажды наш дом посетил Морп, но он так и не дождался какого-либо вразумительного ответа моими словами, на его вопросы отзывался только Роуп. Я уже в то время дошла до состояния полного безразличия, каждый час казался мне бесконечным, а болезнь — вечностью, хотя я пролежала на кровати всего три дня. Но это время переменило всю внутреннюю суть, сейчас я с содроганием реагирую на то, что менялось в голове и сердце. Даже Силенс ощущал тревогу, но я решительно отталкивала наплывы Королевской магии, хотя постоянно задавалась вопросом, откуда в тот период взялись силы и воля на это. Но результат оставался очевидным, как принц не желал этого, попасть в мой разум ему не удавалось, как и завладеть телом. Хотя, признаться честно, я бы с удовольствием отдала этот безвольный мешок костей в чье-нибудь пользование, вот только, к сожалению, никто не хотел им пользоваться, так что я продолжала влачить свое существование в этой отвратительной телесной оболочке. Нилли, как волчица не признающая движение без пользы, начала протестовать моей неподвижности, и как-то вечером попыталась стянуть с постели мое тело, вцепившись зубами в запястье. Но она боялась причинить мне боль, поэтому захват казался слабым, как и ее усилия, ведь волчица не желала причинять еще больший дискомфорт и еще глубже загонять в раковину мое опасливое сознание. Роуп тщетно пытался вызвать меня на разговор, но чаще всего в ответ получал безраздельное мычание, короткие кивки или выразительные взгляды.
Я с интересом наблюдала за своим телом, которое все замедляло ход своей деятельности. Сначала дыхание стало более глубоким и размеренным, потом сердце с готовностью подстроилось под медленный ритм, а там и сон стал глубоким и почти беспробудным, а бодрствование превратилось в бесконечную и нудную рутину. Жила я от ночи к ночи, в такие моменты душу покидали сомнения, и можно было полностью уйти во власть замечательных снов, но и эту искорку радости волки опошляли мыслями о том, что я прекрасно могу получить все это и в реальности, если только заставлю себя встать с постели. Но я им не верила. Мягкая перина кровати казалась самым безопасным местом на свете, а долгожданный сон просто глотком свежего воздуха в легких человека проведшего долгие годы в затхлом закоулке темницы. Я плевала на те радости, что раньше оживляли тело, и планомерно лелеяла жалость к себе в бесконечном молчании. Это напоминало глупое занятие маленького ребенка, который знает, что нельзя купаться ранней весной, но все равно лезет в воду, а потом шмыгает носом до лета. Так же и я погружалась в ледяную воду безразличия, осознавая, что потом придется платить за эти мгновения, проведенные в состоянии утопии. Но порой рассудок отказывает человеку, когда он вдруг понимает, что всего его предыдущие действия были ошибкой, что друзья на самом дели лгали, и что самые близкие люди слишком далеко, чтобы понять тебя. Разум не властвовал над телом, он безразлично отстранился, предоставляя свою жизнь случаю. Но как это неуместно и глупо безвольно качаться на волнах судьбы. Нет, эта истина тогда не интересовала меня, я просто хранила в себе сгустки боли и все упорно обвиняла себя во всех своих бедах. Мне стыдно, от того, что я ступила на дорогу жалости к себе, ведь только тогда, как мои ступни коснулись этого пути, я и превратилась в ничтожное подобие слабого человека. Пропала вся сила духа и страсть, о которой так искренне говорил пусть и затуманенный давним горем король Энтраст. Тот самый свет, который полюбил во мне принц Силенс, померк, и моя душа не хотела пробуждать в себе эти утраченные качества, убеждая и меня, что мы слишком устали, чтобы бороться. Вот это раздумье и пульсировало в моей распухшей от раны и сомнений голове, я постоянно пыталась доказать кому-то невидимому, что силы покинули мое тело и душу окончательно, и никогда уже не вернуться. Почему-то мне было важно рассказать это ему, но кому… я не вспомню даже сейчас.
Лишь отвращение спасло когда-то уверенную в своих действиях девушку от верной гибели безвольного человека. На четвертый день странного недуга во мне проснулось жуткое отторжение самой себя, которое и вернуло все прежние убеждения в голову. Неожиданно ясно перед глазами предстала картина произошедшего, краски впервые появились на холсте, и я восторженно соскочила с кровати, не чувствуя резкого жжения в скуле, потому что в тело вернулась жизнь.
Она радостно плескалась внутри, оживляя, взывая ко всему, что заключалось внутри. Но теперь я знала одну простую истину. Вот что значит Первый Свет. Он пришел, никем, ни мной, ни Роупом, незамеченный, и вернул недостающий отколовшийся кусок души лично мне в руки, и я сама вернула его на место. Да, при контакте с Первым Светом я потеряла его, вот почему не желала ни слушать Роупа, ни внимать уверениям рассудка, что Хлыст не в духе. Я потеряла часть себя и каким-то образом пыталась возместить эту горькую утрату, но Первый Свет понял, что натворил, и поспешил исправить то, что сделал случайно. Слезы жгли мои щеки, алмазными каплями разбиваясь о густую шерсть Алди, которого я обняла в порыве невероятного воодушевления. Иногда мы воспринимаем что-то как должное, вот и целостность моей души, яркой точкой полыхающей в груди, казалась неким само собой разумеющимся. Но стоило утратить это на столь непродолжительный срок, как жизнь потеряла всякий смысл. Нет, даже не так, жизнь просто покинула все мои составляющие части. Сердце возобновило яростно-быстрый темп, который был присущ моей страсти, что горела во мне, я понимала все то, что пытался сказать мне когда-то Силенс. Все то, за что он меня благодарил. Я могла любить, но не говорить и слова об этом, но при этом мое чувство искренне полыхало вокруг объекта воздыхания. Он знал это, как и знал то, что я сдержу свое обещание и вернусь в Дейст, чтобы быть там принцессой. Но все это превратилось в ничтожные мелочи по сравнению с тем восторгом близким к экстазу, который головокружительными волнами налетал на меня со всех сторон. То самое, что не хватало раздробленной душе, было простое, но важное чувство значимости. Потеряв его, я разорвала все нити, что связывали меня с другими, лишилась собственного понимания себя, и это и губило изнутри, ведь не что так не ломает тебя, как собственная ненужность и никчемность. Ничто.
