Бай Айран - Всадники Ветра
— Это…
— Не надо, Эв, я сам это пережил, — перебил Роуп, но я не обиделась, потому что, признаться честно, не сумела бы рассказать ему всей правды.
— Первый Свет приказал тебя слушаться, — задумалась я, пытаясь отыскать на разглаженном спокойствием лице наставника признаки обеспокоенности.
— Отлично, вот сейчас ты и займешься Хлыстом, — я недовольно сморщилась, мне казалось, что все уже давалось с легкостью, — да, Эверин, — надавил Роуп.
— Но все и так получается! — попыталась я возразить, но наткнулась на синий лед в его глазах.
— Нет, Эв! — разозлился Роуп. — Когда все будет «и так получатся», я начну учить тебя другому! — он осекся, но было уже поздно.
— Что? — заискивающе подтолкнула я, загораясь непомерным любопытством, которое усилилось из-за ускользания образа Первого Света, наслаждение от встречи с которым до сих пор не покинуло ни тело, ни душу.
— Я буду для тебя Первым Наставником, — вздохнул парень.
— Ты врал, — неожиданно заключила я. — Ты никогда бы не смог стать для кого-нибудь Первым Светом, а ты списывал это на молодость! — обвинительные слова сами сорвались с языка.
— Да, я не хотел смущать тебя, Эв.
— Не хочу учиться у тебя!
— Таков приказ Морпа, — устало отозвался Роуп, я вдруг пожалела о своем заявлении. — Он тоже считает, что я слишком юн для того, чтобы учить кого-то, но он, — я как-то сразу поняла, что последнее слово парень относил не к Авлонге, — показал мне все. Тем более твой Первый Свет так решил. И приказал тебе слушаться меня. Так что принимайся за работу. — И Роуп вышел под проливной дождь, немного обиженный и оскорбленный, так что я не успела принести ему своих извинений.
Рассерженная я принялась за тренировки со своей цепью, она недовольно извивалась, пребывая в нехорошем настроении, но упрямство возобладало над сознательностью. Хлыст противился занятиям, постоянно меняя траекторию броска, отскакивая в другую сторону, больно шлепая по запястьям, но не находилось сил, чтобы отложить его в сторону. Серебряная змея недовольно вертелась, нагреваясь от напряжения.
Какая-то часть разума осознавала, что надо остановиться, а другая спорила с ней, поэтому руки продолжали кидать цепь, стараясь сделать петлю и зацепить стул, чтобы перевернуть его. Жар очага только раздражал, повернувшись к нему, принялась кидать Хлыст на чашку, которая стояла неподалеку от аккуратно сложенных дров. Огонь не только не отвлекал меня, а наоборот разжигал мой собственный жар. Я едва заметила, что в дом вошел Роуп, сел на кровать и начал заинтересованно наблюдать за экспериментами, явно не замечая, что Хлыст не в духе. Наставник первым прекращал занятие, если наблюдал плохое настроение цепи.
Звенья вдруг тонко вытянулись, цепь зазвенела, даже пальцы ощутили неожиданную остроту серебряной поверхности, но я не успела остановить свою руку, которая бросила кончик хлыста к очагу. Своенравная змея удлинилась, в этот же момент с кровати вскочил Роуп, поняв, что что-то тут не так.
Кончик тонкой заострившейся цепи коснулся углей, мгновенно почти до половины погружаясь в красный полыхающий жар. Огонь двинулся по всей поверхности звеньев к моим рукам, но я не могла разжать пальцев — Хлыст плотно обвернул их, не предоставляя такой возможности.
Конец цепи из-за моего резкого движения взметнулся вверх.
IX. Гордость
«Новый человек должен слушаться своего Наставника, его об этом попросил Иной. Новый человек не имеет права знать, кто является для него Первым Светом. Хлыст должен уметь подчинять. Иначе Человек не будет считаться тем, кем был рожден. Авлонга обязан отпустить непосвященного вверх по Темной реке к Равнине Иных. Древние Заветы не должны быть разглашены до того момента, когда взгляд Нового Человека коснется глаз Иного.
Первому Свету категорически запрещается открывать тайны Древних своему Человеку. В противном случае обоих ждет смерть».
Законы Древних Заветов, из библиотеки Морпа ГолденсаДо абсурда привычное пламя боли обожгло мою левую скулу, я закричала, освобождая свои легкие от последнего воздуха, но все это стало мелочами на фоне того, что вновь испытало тело. О боги, как это отвратительно неприятно возвращаться к страхам, которые и так постоянно тебя мучают и не дают надежды на радужное будущее. Такие пространные мысли наполнили сознание вместе с горячей болью, похожей на росчерк на груди, которая вилась от кончика левой брови ближе к уху и резкой дугой подбиралась к подбородку. Я инстинктивно вскинула руку, в надежде защитить полыхающую скулу, но в тот момент острый хвост серебряной цепи, которая сейчас валялась в углу, уже рассек кожу лица. Но пальцы в надежде ткнулись в кровоточащую рану, тут же отдернувшись в сторону от обжигающей крови, которая вязкостью мгновенно сковала все внутри странным, неуместным здесь холодом.
Очередной крик выбил из меня последний дух, но когда Роуп схватил меня, я бросила все силы на то, чтобы отдать эту боль, безосознанно используя Динео. Парень захрипел от напряжения, но даже не попытался оттолкнуть меня или разорвать магический контакт, наоборот, он ближе притянул мое безвольное тело к себе, стараясь шептать что-то успокаивающее. Хотя я точно знала, что пламя от раны на скуле передается ему, потому что нить между нами была, и я прекрасно ею воспользовалась, когда не пожелала терпеть это в одиночку. Но стыд и жалость к другу взяли вверх над страхом, пришлось почти заставить себя разорвать Динео, и я тут же бессильно рухнула на пол, сраженная совсем неожиданной резкой болью. Белая вспышка пронзила мой разум, и тогда уже все чувства лишились способности воспринимать что-либо правильно.
Но по странной закономерности я не могла лишиться сознания, то ли на это повлиял Роуп, сжимающий мои запястья, то ли сама не позволяла себе уйти от страданий, которые так пугали по ночам. Парнишка отчаянно работал магией, это ощущение приятно ласкало распухшую скулу, резко контрастируя с обжигающим огнем, который пек рваную рану. К тому же в ноздрях стояла отчетливая вонь паленого мяса, ведь цепь успела забрать энергию от красных углей и не преминула обжечь скулу. Тихие стоны срывались с пересохших губ, но все что я могла, так это цепляться за Роупа, который был на грани потери себя, но пытался держать в руках все свои эмоции. Дверь нашего дома распахнулась, кто-то злобно выругался, запнувшись о застывшего от изумления Алди, которому я успела приказать не предпринимать никаких попыток к моему спасению. Интересно, как волк может помочь мне в такой ситуации?
Гость принес с собой в дом запах дождя и свежего ветра, я неожиданно расслабилась от этого приятного сочетания, но запротестовала, когда Роуп поднял меня с пола и уложил на свою кровать, которая оказалась ближе. Чей-то ласковый женский голос трепетал на грани восприятия, но слов было не разобрать, хотя я в этом и не нуждалась, просто наслаждаясь какой-то странной материнской заботой. Женщина все ворковала над скулой, а в голове клубилось головокружительное сочетание боли, жжения и запаха грозы. Я, как парусная лодка, отдавалась этим течениям и ветрам, которые властно захватывали даже тело в свою непобедимую и безграничную власть, в принципе, медленно теряя саму себя.
Скулу опалило, а в нос ударил резкий запах яблочного вина, которое отыскалось в личных запасах Роупа. Я сумела только невнятно поморщиться, ведь вся левая половина лица непривычно онемела и ныла, хотя кожа подсказывала, что рассечена только скула. Но даже это утешение не казалось таким уж приятным, поэтому только горечь сожаления жгла душу и трепещущееся сердце, готовое вырваться прочь из обессилевшего тела. Кто-то надежной хваткой сжимал мои безвольные холодные пальцы, и только это прикосновение не позволяло отдаться такой желанной утопии, хотя смерть явно не грозила от такой раны, я все равно отчаянно стремилась к ней в те мгновения. Если бы не верный друг, то вряд ли бы это упущение повлияло на выбор собственного тела и духа, которые превратились в непомерно жалующихся на жизнь стариков. О да, эти ошибки, совершенные мною, теперь отдавались в душе и сердце и тянули тяжелым камнем на безызвестное дно. Возникало желание найти виновного моему несчастью, но на ум приходила только собственная безалаберность и глупость, впервые в жизни показавшиеся мне такими огромными и ужасными. Роль принцессы не пугала так сильно, как осознание собственной тупости, кое ядовитыми когтями вцепилось в душу и не выказывало никаких признаков жалости или сожаления. Но нет, я не хотела обманывать себя, и как только глаза приоткрывались, они безошибочно находили в густом полумраке сверкающую покрытую красным налетом огня цепь в углу.
Только горячие пальцы Роупа держали меня в этом мире и его короткие, но раздражающие женщину реплики. Он все не мог остановиться и постоянно ей мешал, за что и получил, в конце концов, звонкий шлепок по затылку. Я почти чувствовала, как он уязвлено потирает ушибленное место, но благоразумно молчит, пытаясь разглядеть на моем лице хоть какие-то признаки отчуждения от боли. Его сапфировые глаза практически прожигали кожу там, где прошелся острый кончик серебряной цепи, но отчего-то я не смущалась ни этого взгляда, ни того, что парнишка стал свидетелем моей слабости и глупой ошибки. Наверняка, Роуп сможет понять, почему я так поступила, и я могу рассчитывать на его сожаление. Неожиданно с отвращением оттолкнув в себе эти мысли, ощутила терпкий запах белладонны, так крепко врезавшийся в сознание после нападения тени, и теперь он растекался вокруг тела и души, исходя от внешне доброй женщины.
